Ушел мой дружок — а Неста призадумалась, петь перестала. А через пару дней меня спрашивает: что ж, мол, не рассказывал про родню в Чернолесье? И почему, мол, меня не свозил им показать? Или ты, муженек дорогой, меня стыдишься?
Ну что ей на это сказать? Да, я взял жену не из Рода, а из Семейства — но никогда этого не стыдился. А вот в другом она была права. Не по обычаю вышло, что не показал я Несту старшему из родичей, то есть деду моему из Чернолесья, и благословения не получил. Да и попросту забыл, что живет на другом конце страны старый человек, который одного из внуков не видел взрослым…
Словом, дал я Несте себя уговорить. Собрались мы с нею — да и двинулись через весь Силуран.
Ехали в гости, а приехали к погребальному костру. И лежал на этом большом костре весь Род Тагирунн, от мала до велика. Мужчины, женщины, детишки — одиннадцать человек.
Я только спешился, а мне жрец навстречу. Мол, хоть есть кому костер зажечь, а то нехорошо, когда только чужие люди прощаются с покойниками…
Ну, проводил я, как положено, мою незнакомую родню. Неста наплакалась, девочка моя добрая. А потом один из помощников судьи, что из Кимира прибыл, объяснил, что расследовал он этот ужасный случай. И доложит своему господину: было это нападение лесных разбойников. Хоть и шушукаются по округе, что Род Вейор одним махом всех врагов прикончил, но это — пустая болтовня. Времена сейчас не Огненные, а Железные, так что нечего мне на Род Вейор зло держать и месть умышлять.
А я и не умышлял. Мне в голову не могло прийти, что кровниками могут быть женщины и дети. Да и доказательства этот судейский привел убедительные. Я его заверил, что не побегу изничтожать Род Вейор и вообще собираюсь завтра назад, в Деймир.
Судейский удивился и спросил: а как же быть с наследством?
Тут я узнал, что мне, последнему из Рода, достались крепость и земля. Правда, крепость — это громко сказано. Несколько домишек за бревенчатым забором. И земли не так уж много. Но у меня и этого сроду не было. Домик в Деймире мы с Нестой в аренду у одного купца взяли.
И полезли в голову странные мысли: а ведь в этой крепостце мой отец, которого я и в лицо не помню, с матерью моей свадьбу справил. А потом в одном из этих домишек я на свет родился. Деды-прадеды мои от самых Огненных Времен здесь на свой последний костер ложились…
До того дня я не понимал людей, которые говорили про свои корни. Какие еще корни, человек — не елка! А тогда, стоя посреди своих владений, я и призадумался: а может, это и не глупости?
А тут еще жена мне шепнула, что ребенка ждет. Знала, мол, еще в Деймире, да мне не сказала: боялась, что ее в Чернолесье не возьму…
И решил я: судьба!
Деньги у меня были. Нанял пару воинов для охраны. Купил новых рабов, привел в порядок крепость, спас то из урожая, что можно было спасти. Зиму продержались, охота выручала. А весной мне жена сына родила.
Сына, да… не успел я его в храм отвезти и имя дать. Через день после родов ко мне в крепость попросился на ночлег купеческий обоз. Хозяин у меня зимой пару раз проездом ночевал, так что пустил я его без опаски. Еще и порадовался: мол, завтра с попутчиками доеду в Кимир, в городском храме сынок получит имя…
Откуда мне было знать, что, кроме этого мерзавца-купца, все в обозе — из Рода Вейор?
Они напали ночью… Как же горел мой дом, атаманша! Помирать буду — не забуду пламя на черном небе, крик моего ребенка — там, в колыбели, под пылающей крышей… и Несту с перерезанным горлом на пороге.
Как рубился — помню плохо. Только в памяти и осталось, как пробивался к горящему дому, на плач ребенка. А у крыльца враги расступились. Поняли, что рвусь в огонь, и не стали мешать.
Я над Нестой даже не наклонился: вижу, ей уже не помочь. Кинулся в дым, побежал на плач, споткнулся обо что-то мягкое, полетел вниз… а дальше ничего не помню.
Сейчас-то думаю, что я споткнулся о тело рабыни-няньки. Она хотела, наверное, спрятаться в подвале. Откинула крышку, а спуститься не смогла. Может, дыму наглоталась, а может, ранена была…
А наутро в опустевшую крепость пришли разбойники — в развалинах порыться. И один решил спуститься в подвал…
Уж и не знаю, почему они меня взялись выхаживать. Добрыми людьми их назвать было трудно, а еле живой доходяга в отряде — та еще обуза. А вот вытащили из Бездны! Я долго метался в горячке, раны скверно заживали, так эти лесные головорезы вокруг меня хлопотали, как братья родные.
Пришел я в себя — и хоть слаб был, как слепой бельчонок, все ж собрался идти в Кимир, искать в суде управу на убийц. Но атаман меня отговорил. Он, мол, уже посылал пройдошистых парней разузнать, как там мои дела. Они и разузнали…
Есть, оказывается, среди моих кровников мерзавец по имени Гилазар Стрекозиный Берег. Его свои презирают за то, что оружие терпеть не может и не умеет им владеть. Зато грамотный такой, что в Чернолесье оно даже неприлично. Юнцом ушел из дому в Кимир, пристроился в суде, там сумел всем угодить и дослужился от писца до одного из помощников судьи.
Когда власти принялись разбираться с моей сгоревшей крепостью, этот Гилазар то ли за родню горой встал, то ли испугался за свое тепленькое местечко в суде, а только все доказательства он перевернул, как шулер в броске переворачивает костяшки.
Оказалось, главный злодей — это я и есть. Ко мне на ночлег попросился мирный купеческий обоз. Я узнал среди купцов мужчин из Рода Вейор и решил подло расправиться с кровниками, а заодно и ограбить обоз. Ночью я со своими людьми коварно напал на спящих гостей. Но вырезать их втихомолку не удалось: мои несчастные жертвы проснулись и оказали мне сопротивление. В драке кто-то уронил горящий факел, из-за чего случился пожар…
Видать, доказательства этот прохвост Гилазар состряпал толково. Королевский посланник огласил в суде решение: в происшедших в крепости событиях виноват Ниджанги Зоркий Меч из Рода Тагирунн. Поскольку Безликие покарали преступника и всю его семью, дело объявляется закрытым, а земли, принадлежавшие Роду Тагирунн, отходят королю.
Ну, сама понимаешь, атаманша, что было дальше. Лес меня спас — в лесу я и остался.
* * *
— Ты мстил Роду Вейор? — мягко спросила Уанаи.
— А толку-то?.. Ну подкараулил одного… Ну убил… Я даже не знал, был ли он в ту ночь в крепости. Тех, кого я тогда разглядел в лицо, я там же и зарубил… Он, кровник-то мой, лежал себе спокойно и не страдал. Несту его смерть не вернула, крепость мою из пепла не подняла. Только на душе было мерзко. Не утешила меня месть. Махнул я рукой: прекращаю охоту! И верь не верь, атаманша, как я это решил — в ту же ночь спал спокойно, не приходили больше в мой сон огонь над крышей дома и плач ребенка в горящей комнате.
— Почему не верить? Верю. Ты сделал серьезный выбор. Труднее, чем кажется. Ты поступил не так, как этого от тебя ожидали, а так, как действительно нужно было твоей душе… Что же было дальше?