Арби склонился над приоткрывшейся бочкой… и тут же с испуганным возгласом дернулся прочь. Из-под съехавшей в сторону крышки к его лицу метнулась белесая струя.
Певец увернулся, Айки захихикала, а Дождик спросил, разглядывая светлую «веревку», повисшую на краю бочки:
— А если на кожу попадет — не больно?
— Нет, — ответила Жайсина. — Тварь у нас в первые дни всю прислугу заплевала. И ничего, даже пятен не остается. Только противно эту пакость от кожи отклеивать.
Тут из-под крышки появилась темно-серая головка, покрытая мокрой короткой шерсткой. Завертела вытянутым носом, огляделась маленькими темными глазками, оскалилась, зашипела на людей.
— У, злыдня… — выразительно сказала Жайсина. Достала из корзинки маленькую снулую рыбешку, кинула, стараясь попасть между крышкой и краем бочки. Ей это удалось: рыбешка плюхнулась в воду.
Шлепа не обратила внимания на брошенный ей корм. Зашипела на женщину и снова плюнула. На этот раз струя слюны была слабее и короче. Жайсина без труда увернулась.
— Вот паршивка! — вознегодовала женщина. — Ну и дохни с голоду на доброе здоровьице! Закрывайте крышку, парни!
— Нет-нет! — встрепенулся Дождик. — Я сейчас, я быстро!..
Он склонился над бочкой.
— Укусит! — вскрикнула Жайсина.
Дождик не обратил внимания на эти слова. Он заговорил быстро, негромко и ласково:
— Все будет хорошо, ты не бойся, тебе плохо, тебя обидели, тебе страшно, но все будет хорошо, вот увидишь, ты покушай и не бойся, все будет хорошо…
Услышала бы парнишку мать — сказала бы: «Ой, Дождик, не журчи!»
Но и на дикую тварь «журчание» подействовало. Зверушка замерла, вслушиваясь в тихие, текучие звуки. А когда Дождик протянул руку и коснулся шерстки, Шлепа не огрызнулась и не скрылась в бочке.
Дождик шагнул к Жайсине, взял из корзинки рыбу, на ладони протянул ее зверушке. Та, помедлив, взяла зубами подношение — и вдруг, резко мотнув головой, подбросила рыбу вверх. Тут же ловко поймала добычу так, что рыбка головой вперед скользнула в горло.
И тут же Шлепа нырнула в бочку. Спряталась.
— Надо же! — ахнула Жайсина. — Как она, оказывается, умеет-то!.. А ты, парень, не колдун?
— Просто животные чувствуют добрых людей, — сообщила Айки с такой гордостью, как будто это ей подчинилась дикая тварь.
Дождик грустно улыбнулся. Он-то знал, что Шлепа поняла: рядом с ней не человек.
Арби уже прилаживал крышку на место.
— Госпожа Жайсина, раз уж мы все равно в погребе, не покажешь ли, где стоит та бочечка, которую я завтра с собою заберу? Который мне высокородные господа за песню пожаловали…
— Ты, горлопан, всей дворне уши прожужжал про свою бочку! — добродушно усмехнулась Жайсина.
— Так ведь лишний раз не напомнишь — забудут люди! А завтра скажут: выдумал ты все, бродяга! Неужто господ тогда беспокоить?
— Вот из этих возьмешь, — повела Жасмина рукой вдоль ряда бочек — таких же, как та, в которой держали кусачую пленницу. — Здесь кунтарское, для слуг. Дорогие-то вина дальше стоят, ты на них не облизывайся.
— Кунтарское так кунтарское, хоть оно и кислятина, — кротко согласился певец и переглянулся с Дождиком.
Затея могла завершиться успехом! Если завтра Айки отвлечет разговорами тетушку, вдвоем можно будет вытащить из подвала вместо бочки с вином — бочку со Шлепой!
* * *
Голубовато-белые ломкие нити протянулись от верхушки скалы с сизой кромке льда. Казалось, легкий ветер позванивает в них.
— Красота какая! — ахнула Аймара. — Как их здешние бури не переломали?
— Ломали уже! — Литисай указал вниз, на полузаметенную снегом груду битого льда.
Заинтересованный кучер улегся на живот и, скинув рукавицы, ощупал обледенелый карниз по краю скалы.
— Ну, верно! — поднимаясь и вновь надевая рукавицы, ухмыльнулся он. — Тут подземный родничок на поверхность вышел. А скала выщербленная, так он струйками вниз падает. Вот они и замерзли. А ежели буря эту ледяную красоту сломает, так она и с карниза лед сдерет. Вода опять начнет сочиться, новые сосульки нарастут…
— А летом, наверное, они журчат, словно поют, — с намеком сказал Литисай.
— Да, Вечные Струны! — победно улыбнулась девушка, — они и пятьсот лет назад точно так же…
Аймара не договорила: заметила взгляд кучера, устремленный за ее плечо, и обернулась.
— Да сожри меня акула вместе с сапогами, если это не госпожа Маринга! — вознегодовал бывший боцман.
— Она и есть, — сердито бросила Аймара. И бегом кинулась навстречу сестре и ее спутнику, чтобы перехватить их подальше от берега, не дать увидеть ледяные струи.
Но Маринга не попалась на уловку.
— Что это вы здесь рекой любуетесь? — подозрительно глянула она на берег и перевела взгляд на Челивиса.
Игрок понимающе кивнул и зашагал к обрыву.
Аймара не сделала попытки задержать сестру, которая пошла следом за Челивисом. Кусая губки, девушка глядела, как ее соперница, бесстрашно стоя на краю обрыва, смотрит на замерзшие потоки воды.
— Вечные Струны, да?
— Да, — зло отозвалась Аймара. — Те самые, что мы с господином Литисаем нашли первыми. И без чужих подсказок.
— А мне придется рассказать капитану, как барышня его запрет нарушила, — строго добавил кучер. — Велено же было: никуда без слуг!
— О-о! — распахнула глаза Маринга. — Что ты говоришь, Джайчи? Чтобы я нарушила папин запрет?!
И оскорбленным голосом поведала, как Челивис стал ее слугой.
Такое коварство ошеломило Аймару. Возмущенная девушка застыла с открытым ртом. Ясно было, что сейчас она разразится таким воплем протеста, что ледяные струны разобьются и рухнут с обрыва.
Мужчины поспешили встать между сестрами и наперебой принялись уговаривать их вернуться на постоялый двор. Темнеет уже, скоро будет опасно идти… завтра, завтра можно будет решить все споры…
Сестры смирились и, не глядя друг на друга, направились в сторону дороги, оставленной немного западнее берега.
Литисай негромко попытался утешить Аймару:
— Зато завтра не придется торчать на постоялом дворе и ждать своей очереди.
Аймара повела взглядом на кучера, которого и завтра предстояло таскать за собой, и ответила с укором:
— А уж как ловко господин Челивис придумал — в слуги наняться! Сообразительный, не то что некоторые…
— Мне так нельзя, — уныло отозвался дарнигар. — Я ж на королевской службе…
* * *
Шеджитуш Дождливый Год, хозяин «Жареного петуха», с лица смахивал на мышь. И острая физиономия, и длинный, словно всегда к чему-то принюхивающийся нос, и выступающие вперед передние зубы, и маленькие темные глазки — все это порядком потешало посетителей трактира и служило пищей для баек. Кто говорил, что мамашу трактирщика, когда она в тягости была, испугала крыса, потому и сынок таков уродился. Кто уверял, что Шеджитуш в кошмарных снах видит мышеловку. Кто утверждал, что кота в «Жареном петухе» не держат из опаски: перепутает хозяина с добычей — и быть беде.