Дарнигар и кучер наперебой понесли какой-то бред — лишь бы отвлечь внимание разбойников от своих союзников на крыше.
А ящеры разочарованно исследовали трубу, на которую издалека возлагали большие надежды. Она была слишком узкой для Сизого, к тому же из нее шел горячий, с дымным запахом воздух, живо напомнивший ящерам яму с углями у них в сарае.
Возможно, они огорченно отступили бы. Но снизу донесся вопль:
— Эй, кто там по крыше бродит? Кончай дурить, сейчас девчонку в клочья порвем!
Первый Ученик понял одно: украденную самку убьют. Прямо сейчас. Значит, нет времени что-то придумывать!
Юный ящерок вытянулся почти в струнку и, не сказав ни слова Сизому, скользнул вниз головой по трубе. Вслед неслось шипение ужаснувшегося учителя.
Очаг в охотничьей заимке был примитивным, труба — прямая, без единого колена. Так что юный герой появился во вражеском стане внезапно, в ореоле огненных брызг — плюхнулся мордой и животом на догорающие угли — и издал вопль боли, который отлично сошел за боевой клич и поверг разбойников в панику.
Наверху Сизый тоже услышал крик ученика.
Эти грабители кладок, эти гнилозубые выродки убивают его малыша?!
Ящер взревел и мощно хлестнул хвостом по крыше. Но тот, кто строил заимку, знал, что ему, возможно, придется укрываться там от голодного медведя, и ладил крышу на совесть.
Услышав рев ящера, боцман и Литисай поняли, что настал миг атаки, и ринулись вперед через вырубку. Джайчи успел пустить стрелу в окно, где мелькнула чья-то башка. Не попал ни в кого, но увеличил сумятицу в избе.
Литисай первым взлетел на крыльцо, грянул плечом в дверь. Дверь отказалась подчиниться командиру королевского гарнизона.
— А ну-ка, я… — бесцеремонно отпихнул дарнигара боцман и саданул в дверь абордажным топором.
В избе тем временем события развивались тоже стремительно и лихо.
Когда из очага вывалилось черное чудовище, Бурьян схватил первое, что попалось под руку — связку шкур, висевшую на крюке, — и швырнул в морду врагу. Ящерок принял связку за атакующего хищника, вцепился в нее зубами и когтями и принялся драть. И тут же Хмурый сбоку врезал его по хребту тяжелой скамьей. Изо всей силы.
Ящерок снова завопил от боли — и его крик толкнул учителя на отчаянный поступок.
Сизый сунул голову в трубу и усилием мышц заставил тело вытянуться. Ящеры делают так, чтобы выбраться из ловушки, и боль при этом — как у человека, которого вздергивают на дыбу. Зато Сизый пролез в трубу, обрушился в очаг — и ринулся на врагов.
Хлестнул хвостом того, что стоял над малышом (мерзавец покатился кубарем), взвился в боевую стойку, обрушился на стоящего рядом человека…
С таким же успехом он мог бы обрушиться на обломок скалы.
Огромный, массивный человек с неожиданной силой впечатал стоящего на задних лапах Сизого в стену, навалился всем телом, руками стиснул передние лапы.
Ящер оказался беспомощен. Укусить прижавшегося к нему врага он не мог: вытянутая морда торчала у человека над плечом. Когти в дело не пустишь: лапы неподвижны. Хвост прижат к стене и больно заломлен…
Разбойники не могли помочь Тумбе, который сцепился один на один с ящером: как раз в тот миг, как Сизый упал в очаг, дверь поддалась абордажному топору.
Боцман ворвался в избу первым — и ему под ноги покатился Хмурый, сбитый на пол хвостом ящера. Джайчи споткнулся, упал, ударился лбом об уроненную Хмурым скамью и потерял сознание. Бурьян тут же вскинул над ним меч — добить!
Но клинок лязгнул о клинок: в бой вступил Литисай и оттеснил разбойника к очагу.
Бурьян отстаивал свою жизнь в одиночку: Хмурый, предатель и трус, метнулся за порог, сбежал с крыльца и исчез в снежной круговерти. Будь в избе только люди, Хмурый помог бы своим, но явление ящеров вогнало разбойника в панику.
Бурьян увидел бегство сообщника — и понял, что один на один ему с королевским воином не справиться.
Тогда он резко присел, зачерпнул левой ладонью горячей золы из очага и, выпрямившись, швырнул ее в глаза противнику. Литисай шарахнулся в сторону, и Бурьян проскочил мимо него, крикнув на бегу:
— Тумба, ходу!
В драке Тумба соображал быстро, команду понял сразу. Взревев по-медвежьи, разбойник изо всех сил стиснул и вывернул обе лапы ящера, услышал треск ломающихся костей, бросил врага и помчался наутек. Ветер захлопнул дверь в избу.
Литисай не стал останавливать разбойника. От волнения не обратил внимания ни на боцмана, который сидел на полу, потирая рукой лоб, ни на ящера, свернувшегося в кольцо и прячущего лапы. Он искал взглядом девушку.
— Аймара!!
— Я здесь! — донеслось снизу.
Подвал! Ну конечно же!..
Литисай тут же нашел крышку и откинул ее.
— Госпожа, ты здесь? Ты в порядке?
— Я бы давно вылезла, — сообщила девушка, — и помогла бы вам драться. Но кто-то стоял на крышке.
По приставной лестнице Аймара поднялась наверх. Литисай подал барышне руку — и охнул, увидев на ее запястье красную полосу.
— Это я ободрала, когда от веревки избавлялась, — объяснила барышня. — Связать толком не могли, дурачье!.. Ой, Джайчи, что у тебя со лбом?
— Да пустяки, — пробасил боцман смущенно. — У меня башка — что борт «Седой волны»: никаким тараном не прошибешь!
Тут раздался негромкий свист. Все трое обернулись и увидели печальную и трогательную картину.
До сих пор Первый, скорчившись в углу над связкой шкур, рвал ее в клочья: он счел многохвостого зверя самым опасным из противников. Наконец ящерок убедился, что враг не подает признаков жизни, гордо огляделся — и увидел, что учитель ранен… кажется, даже искалечен…
От потрясения Первый засвистел, как свистят малыши под материнским боком, и кинулся к Сизому. Он сновал вокруг неподвижного учителя, трогал его языком, не знал, как ему помочь… но даже в эти трагические мгновения не мог не восхищаться его выдержкой. Как отважно он терпит боль!
(Ящерок не знал, что Сизому хотелось скулить и свистеть, но нельзя, нельзя, детеныш ведь смотрит!)
Аймара не стала умиляться на эту сцену. Она бесстрашно села на пол рядом с ящером:
— Что с тобой сделали, мой хороший? Ох, лапка вбок торчит — сломали, да? Вот негодяи! Ну-ка, покажи вторую, покажи… не бойся, я осторожно… Джайчи, возле печки поленья, а у тебя топор. Мне нужны длинные прямые лучинки, я лубок сделаю… Если мы уходим, то нужны носилки для ящера, а если остаемся, то пусть кто-нибудь починит дверь, а то дует в пролом.
Мужчины переглянулись: вот она какая, Аймара! Не бьется в истерике, не валяется в обмороке, а взяла дело в свои руки и толково командует.
— Чего оставаться в разбойничьем гнезде? — хмыкнул боцман. — А если эти барракуды сбегают за своими дружками и вернутся целой эскадрой?