Проклятый нестабильный атом! Какой тут теперь сон!
Я полежала… подумала… еще подумала. Накрылась одеялом с головой и прошептала:
— Маам?
— Тут я, никак не могу отключиться. Приятно просто слышать твое дыхание и знать, что все хорошо. Все будет хорошо, Пантеренок. Теперь, когда я нашла выход, все будет замечательно у нас.
Но я чувствовала, что все не настолько уж и хорошо… потому что этот самый воин был именно светловолосым с ярко-синими глазами! И огромным…
— Ма-ам… понимаешь… — протянула я, — а на нем были только брюки и никаких цацек не висело…
«Кир-р-рр-р-ра?»
Судорожно вздохнув, продолжаю:
— И знаешь, ну, светловолосые же всегда были моей слабостью…
И стон от мамы:
— Киренок, пожалуйста…
Да какое «пожалуйста», мне бы теперь как-то ей все это сказать!
— Мам, но глаза вроде совсем даже не синие… а так… голубые… только чуть темнее.
— Атом нестабильный!
— А еще знаешь, не больно ведь было совсем… а даже очень чудесно… поначалу. Он, конечно, большой, но такой нежный и осторожный и…
— Так… Что еще?..
— Мам, ты не нервничай… Это… мне поспать бы.
В ответ приглушенные ругательства. Видимо, мама прикрыла сейр… Я лежала, сжавшись, и с ужасом прислушивалась. Но потом мама сказала:
— Из спальни не высовываешься! Никуда! Вообще! Даже на прогулку с Нрого! Ты все поняла?
— Э-э-э… угу.
— «Угу»? Кира, Кира! Как, вот объясни мне, как тебя угораздило найти НАСТОЛЬКО «слабого» воина?
— Мам, да что я такого сделала? — стараюсь шептать едва слышно.
— Ты?! Ты переспала с воином из правящего клана, Киран! А они сильнейшие на Иристане! Чем, вот ты объясни мне, чем ты думала, Кира? Ты вообще могла не выжить! Как? Ума не приложу! Я же просила, просила тебя, Киран!
И что мне ей в ответ сказать? Что я голову потеряла, едва увидела его? Или честно сознаться, что это все гормоны, и вообще… они мне там такую революцию устроили, что мозг напрочь отключился… Или быть еще честнее и сказать то, что я сейчас чувствую:
— Я никогда ничего подобного не испытывала, мам, — прошептала я. — И мне лишь одного жаль — я не увижу его больше…
— Да, натворила ты дел! — И моя мать отключилась.
А потом я тоже отрубилась от реальности.
Четыре дня я провалялась в постели. Ашара сказала, что должна все еще лежать, но я всегда быстро выздоравливала, вот и сейчас не стала разлеживаться. Нет, ползать я начала с того момента, как в себя пришла, так как позволять подкладывать под себя судно для определенных дел считала слишком унизительным. Но если в первый день путешествие до туалета и обратно я совершала по-пластунски, то на вторые сутки это были уже четвереньки, на третьи — бодрые четвереньки, на четвертые я уже ходила, придерживаясь за стеночку. На четвереньках было бы удобнее, но как вспомню лицо отче, заглянувшего к нелюбимой дочери и узревшего ее бодрое передвижение в состоянии «ну очень надо», так и дурно становится. А проблема вся в чем — папик решил, что я умом тронулась, и приказал спешно вызвать эйтну. Просто не понимает великий воин, что когда уже вот-вот «из ушей потечет», то как-то не обращаешь внимания на всяких тебя окликающих и продолжаешь целенаправленный путь. Эйтна тогда прибыла, но это была какая-то другая эйтна, не из тех, что лечили меня. Впрочем, даже эта черномотанка сообщила папандру, что я в полном порядке, просто гордая очень. Ну, это, как выяснилось, у меня семейное… в смысле, эту черту папандр признал своей.
Но вот наступило утро пятого дня. Я проснулась, открыла глаза и улыбнулась солнцу. Кровать по моей просьбе передвинули ближе к окну, и теперь я могла наблюдать за рассветом, что и делала с огромным удовольствием. И вот лежу я, смотрю в окно и вижу: по стене крадется Наска. Потом парнишка перепрыгнул куда-то и исчез из поля зрения.
Мне стало любопытно, куда это он, и я вскочила с постели, побежала к окну, перегнулась через подоконник и вдруг поняла, что ничего уже совсем не болит, голова не кружится, слабость и ломота исчезли, и вообще мне на пробежку хочется. Ага, не отказалась бы от забега по магазинам вместе с Микусей, но за неимением лучшего я принялась вальсировать по спальне. В общем, вот так я и выздоровела. А куда Наска делся, увы, не увидела.
А потом пришла одна из служанок, с тонким белым пояском, увидела мои танцы по комнате и побежала за Ашарой. Та тоже остолбенела, увидев сие действо, а потом важно изрекла:
— Нрого должен увеличить плату.
— За что? — Я остановилась, весело улыбаясь, потому как возможность танцевать после вынужденного валяния в постели была сказочно прекрасна.
Ашара промолчала, но выразительно взглянула на служанок, которые толпились у дверей, поглядывая на меня. Дамы ретировались мгновенно. И я тут же подбежала к старушке, в надежде вытребовать у нее сейр, но Ашара величественно и громко заявила:
— Хассар Агарн, великий каган Шатар, обнаружил посторонние источники излучения. Дворец хассара отныне недоступен иным устройствам связи, принцесса Киран, и вы можете не беспокоиться о своей безопасности.
Я так и села. Причем на пол. Это получается, связь с мамой отныне под запретом. Зато теперь ясно, зачем папандр приходил!
— Принцесса Киран, — величественно продолжает Ашара, — хассар Нрого желает видеть вас. Могу я сообщить уважаемому воину, что вы готовы его принять?
Печально взираю на бабулю и грустно спрашиваю:
— А чем мне это грозит?
Старушка подмигнула и прошептала:
— А ничем, подарки получите.
Ну, я тогда подумала и, так как уже была готова выть от тоски, решила согласиться на встречу, предварительно поинтересовавшись:
— И где сие действо происходить будет?
Как выяснилось, место встречи осталось неизменным — моя гостиная. Кстати, ползая и пошатываясь по данной территории прежде, я обнаружила тюки и сундуки, но все было закрыто-запаковано, а любопытство убито напрочь моим состоянием, зато сейчас оно просто-таки требовало реванша!
— Это дары Нрого, — объясняла Ашара, помогая мне одеться в мое собственное белое платье, из запасов, — он должен преподнести их вам лично.
Собственное платье я выбрала не случайно — судя по всему, здесь начиналось лето, погодка становилась все жарче, а в их серых хламидах было как-то душновато. И потому я взяла сарафан — легкий, воздушный, чуть просвечивающий. А белых туфелек не было, зато имелись красные на высоком каблуке. И посему в тон к ним я набросила на плечи красный же шарфик. Глядя в зеркало на свое бледное и неподкрашенное отражение, я осталась вполне довольна внешним видом — краше только в санотсек кладут!