— Так остановимся ли мы, напоив землю христианскую кровью Баязида, этого нового Олоферна? Нет, ибо если свершим мы малое, когда могли свершить большее, то презрения будем достойны. Ибо не превзошли мы доблестью своей нежную, кроткую Юдифь, но лишь только сравнялись с ней!
Многотысячная толпа отвечала ревом одобрения, грохотом оружия о щиты и прочими выражениями неистового восторга.
— Смерть царю вавилонскому, Тамерлану, — потрясая зажатым в кулаке перевернутым мечом, кричал Балтасар Косса. — Не мир, но меч ждет его!..
— Ну, с этим все более или менее понятно, — констатировал Лис. — Картина маслом по сыру. Юдифь с головой олигофрена. Затаив дыхание, жду вечера, когда вся эта шобла тайком проберется в лагерь Тамерлана и со всех ног начнет охмурять его танцами живота. То-то они пенсионера укатают! Без всякого меча обойтись можно.
— Скорее всего и придется обходиться без меча. Если Али, сын Аллаэддина, рассказал правду, а врать ему резона не было, то меч, вероятно, окажется бессилен. Если помнишь, во время инструктажа в Институте лорд Джордж рассказывал, что на Тимура устраивалось множество покушений, и все безуспешно.
— Да, что-то такое было.
— А стало быть, надо отправляться, так сказать, к первоисточнику, к башням земли Ад.
— Мгм, к первоколодцу. А шо мы там будем делать? Оно ж не плюй в колодец, вылетит — не поймаешь.
— Уже, как ты говоришь, вылетело. И поймать надо. Потому как если предположения верны, то всех собранных нами воинств, всех демаршей Витовта и Мануила, царствие ему небесное, недостаточно, чтобы справиться с Тамерланом.
— Ну вот. А счастье было так близко, так возможно. Капитан, скажи хоть прикидочно, шо мы там у этих башен делать-то будем? Я так понимаю, брать их штурмом или рыть подкопы занятие глубоко безыдейное.
— Ума не приложу, — честно сознался Камдил. — Никогда прежде ни с чем подобным не сталкивался.
— Аналогично. И шо теперь?
— Спросим у Хасана. Он все же на дервиша учился. Опять же есть шанс, что Мелюзина что-нибудь толковое подскажет.
— Хорошо бы, если так. — Вальдар кивнул и активизировал связь.
— Джокер-1 вызывает Дервиша.
— Я Дервиш, слышу тебя, Джокер.
— Как обстановка?
— Штатно. Благо, тайники загодя оборудовал.
— Есть известия о Тамерлане?
— Да, он собирается выступать в течение ближайших трех дней. А пока плюется ядовитой слюной и требует достать меня хоть из-под земли.
— Агентура подсуетилась?
— Конечно.
— Убежище у тебя сейчас надежное?
— В полной безопасности лишь тот, кто уже умер. По обычным меркам надежное, однако меня очень смущает перстень на указательном пальце левой руки Тамерлана, поскольку знаем мы о возможностях этого ювелирного чуда крайне мало.
— Увы, увы. Что ты думаешь при этом раскладе предпринять?
— Выбор невелик. Либо отсиживаться и ждать, пока ищейки Хромца придут за мной, либо присоединиться к собственным гонителям и попытаться выведать у знающих людей, что можно противопоставить неприятному сюрпризу с шахиншахом джиннов.
— У тебя есть эти знающие люди?
— Возможно, да, а возможно, нет. Стоит попробовать.
— Монсеньор Вольтарэ! — К Камдилу подбежал его славный оруженосец, снискавший в ночной схватке на борту «Святого Климента» лавры отменного храбреца. Глубокая царапина на его щеке, оставленная вражеским клинком, еще кровила, но Кристофер не замечал этого.
— Его высочество принц Стефан и маршал Ян зовут вас на военный совет. Синьор Джиакомо и пан Михал уже там. Все ожидают только вас с Рейнаром.
— Да, мы уже идем.
— Монсеньор, — смущенно продолжил де Буасьер, — могу ли я просить вас о милости?
— Твоя храбрость сегодняшней ночью в любом случае заслуживает награды. Проси.
— Сегодня непременно будет решено отправить гонца в Италию с реляцией о великой победе.
— Несомненно, мальчик мой.
— Я был бы весьма польщен, если бы меня включили в свиту посланника, или вовсе назначили гонцом. Клянусь золотыми шпорами всех моих предков, я буду скор, как только может быть скор человек, даже еще быстрее.
— В этом я не сомневаюсь, — улыбнулся Камдил.
На лице юноши появилось выражение с трудом сдерживаемой радости:
— Так я могу надеяться?
Камдил со вздохом покачал головой:
— Анна?
— Она сказала, что будет ждать меня с победой, и велела беречь себя.
— Ну, то, что ты себя берег, мы знаем, — хмыкнул Камдил, указывая на окровавленную щеку юноши. — Мальчик мой, пойми меня правильно, вероятно, при других обстоятельствах ты и она были бы прекрасной парой. Однако же…
— Я знаю, монсеньор. Она принцесса, а я — младший сын барона. Но я люблю ее, — Кристоф замялся, — и она меня.
— Вот даже как. Очень занятно. Хорошо. Иди. Собирайся. Ты поедешь с сообщением. В конце концов, кто я такой, чтобы советовать тебе в делах сердечных. Будь счастлив, пока есть возможность быть счастливым.
— Ваши слова — закон для меня, — поклонился оруженосец.
— Ступай, ступай. После окончания военного совета ты отправляешься в путь. Кроме победной реляции у тебя будет письмо для твоего сюзерена. И помни, прекрасные глаза Анны Венгерской не должны лишить тебя ума настолько, чтобы ты перестал осознавать: без рыцарской конницы Жана Бесстрашного в решающей битве нам не победить.
— Все будет исполнено, монсеньор Вольтарэ, — радостно воскликнул Кристоф, бросаясь к разбитому в низине лагерю.
— Капитан, — обратился к напарнику Сергей, пристально глядя в спину удаляющегося юноши, — ежели наши с тобой страшилки про шайтанскую сучность Тимура — не повод обратиться к психиатру, то шо-то я сомневаюсь, что вся эта королевская конница и прочая королевская рать нам поможет.
— Не скажи. Чем больше войска удастся положить, тем меньше шансов, что Тамерлан сунется в Европу. Не сам же он пойдет.
— О, вот заодно и узнаем.
«Искусство войны состоит в умении определить неизвестное на основании вероятного».
Генрих Жомини
Камдил аккуратно вывел на пергаменте изящный вензель, заменяющий личную подпись, положил отточенное перо возле чернильницы и посыпал исписанный лист мелким песком.
— Кристофер, принеси из нашей повозки воск.
Оруженосец молча поклонился и выскочил из шатра.
— Еще одно последнее сказанье, и летопись окончена моя, — звучно процитировал Лис. — Капитан, ты что-нибудь придумал, чтобы летопись наша не закончилась, как у Нестора: короче, все умерли.