— Это правда?
— Да шоб мне больше не видеть светлого лика нашего дорогого пресвитера! — Лис хлопнул себя ладонью по груди.
— Ваша светлость, пошлите своего казначея собрать урожай. Держу пари, здесь не менее двух пудов серебра.
— О Господи, и так можно круглый год?
— Нет. Всего сто восемьдесят два дня в году. Земля должна отдыхать, — с самой серьезной миной на лице разочаровал Жана Бесстрашного посланец его святейшего величества.
Герцог открыл рот, подыскивая слова, да так и закрыл, не найдя.
— Мой государь и прежде всеми способами выражал благосклонность к вашей светлости, — продолжал Камдил. — В случае же успешного завершения нашего общего дела его святейшее величество готов предоставить часть своих полей для пополнения казны тех, кто поднимет оружие против Тамерлана. Это касается всякого, пожелавшего…
— О да, — подхватил Балтасар Косса, — а Ватикан, дабы освятить сие высокое таинство и подтвердить его праведность, нынче основал банк, который принимает вклады любого, желающего участвовать в сем благом деле! Дабы до заветного дня сохранить и приумножить посевной материал. — Кардинал молитвенно сложил руки перед грудью. — Аминь!
«Наши пылесосы обеспечат вам победу в любой подковерной борьбе».
Дэниэль Хесс, создатель «подметателя ковров»
В пустой зале гулким эхом отдавались крики воронов. Мануил помнил их с детства. Он слышал от стариков, что прежде чернокрылые птицы не селились во Влахернском дворце. Существовала особая должность «оберегателя доброй вести», и занимал ее по обычаю один из молодых и ловких монахов, назначенных патриархом. Место считалось выгодным и доходным, тем более что самому «оберегателю» гонять птиц с крыши доводилось лишь по праздникам, а в остальное время этим занимались лучники и сокольничьи, состоявшие под его командованием. Те времена давно канули в Лету. Пользуясь безнаказанностью, вороны залетали порою в тронный зал — сердце некогда великой империи. Залетали и насмешливо каркали, хлопая себя по бокам мощными черными крыльями. В этот день вестники беды не унимались. Орали дурными голосами прямо с рассвета. Один из них — огромный, черный, словно припорошенный угольной пылью, влетел в тронный зал и долго пристально глядел на идущего к нему императора. Затем хлопнул крыльями, насмешливо щелкнул клювом и вылетел прочь.
Сейчас василевс сидел на троне, вспоминая ворона, и сердце его наполнялось скорбью. В пустом зале не толпились более царедворцы, не ожидали приема заморские послы, просители не ждали у дверей благосклонного решения государя. Мануил чувствовал себя ненужным обломком некогда великого утеса, именовавшегося Ромейской империей. Теперь все обратилось в тлен. Даже трон был лишь жалким подобием того, прежнего, истинного: золотого, с движущимися рычащими львами, изрыгающими огонь. Пожалуй, единственное, что роднило старый трон, похищенный крестоносцами два века назад, с новым, была ширина. В будние дни император восседал в правой его части. В праздничные дни смещался влево, ибо правая часть предназначалась Царю Небесному, наместником коего на земле считался василевс.
Сейчас Мануил сидел посредине трона, листая древний манускрипт, повествующий о временах, когда правил Иоанн II Комнин, о его племяннице Никотее, о посольстве, снаряженном владыкой Константинова града в земли русов. Уже тогда не свет, но угроза с востока надвигалась на земли ромеев. Уже тогда мудрый историограф и советник его предшественника, Иоанн Аксух, писал, что не устоять великому древу, коль его корни сгнили. Некогда Константинополь считался центром мира. Теперь — лишь желанной добычей для схизматиков-франков, иноверцев-османов и уж совсем диких уроженцев Тартарии во главе с неистовым Железным Хромцом.
По дворцовой анфиладе гулял ветер, изредка слышались шаги немногочисленной стражи, да крики воронов заглушали далекий гомон торговых рядов.
«И Прекрасный Иоанн, и его сын, Мануил I, несомненно, размышляли о возможной гибели царства, но разве мог кто-то из них предположить, что дни его закончатся именно так, в ничтожестве и запустении».
За спиной василевса послышался тихий стук. Мануил вскочил, оглядываясь. Стук повторился. Негромкий, настойчивый. Император тихо обошел трон и отодвинул роскошную драпировку пурпурного шелка. Здесь, известная считанным людям, была скрыта потайная дверь. В прежние времена, когда подножье трона еще украшали механические львы, спрятанная под каменными плитами система рычагов заставляла железных монстров открывать глаза, подниматься, рычать и изрыгать огонь. Если же подобные уловки не действовали и наглец делал следующий шаг, залу сотрясал грохот, затягивал дым, точно жерло вулкана готово было разверзнуться под смутьяном. Сам же трон беззвучно поворачивался на оси, скрывая монарха в небольшой комнате за стеной. Там имелся выход в подземелье и потайные лазы, ведущие в гавань и в некий дом на самой окраине Константинополя. Говорили, что есть также и другие проходы, но Мануил, обнаруживший заложенную потайную дверь во время реконструкции дворца, отыскал лишь два. Сейчас он подошел к стене и, нажав пластину в полу, отключающую стопор, приоткрыл дверь.
— Достопочтенный Хасан Галаади? Откуда ты здесь?
— Это не важно, — торопливо сказал дервиш. — Мой предок служил здесь при Иоанне II Комнине. В его воспоминаниях говорится об этом потайном ходе. Чтобы не привлекать внимания, мне пришлось им воспользоваться. Давай же закроем дверь. Выслушай весть, которую я принес тебе.
— Судя по тому, что ты воспользовался потайным ходом, это дурная весть.
— Тимур, да наполнится душа его смирением, полагает именно так. Сегодня прибыл гонец с эстафетой из земель русов. В письме говорится, что оба тумена, посланные владыкой правоверных, дабы остановить и уничтожить изгнанного некогда Тамерланом из Золотой Орды хана Тохтамыша, разгромлены наголову.
— Наголову? Два тумена? — словно не веря ушам, переспросил василевс. И сдвинул брови, чтобы скрыть невольное ликование.
— Да. Тамерлан велел своим военачальникам идти через перевалы в Кавказских горах, дабы обрушиться во фланг армии Тохтамыша, когда та будет подходить к Итилю. [24] Однако вышло по-иному. Тохтамыш переманил на свою сторону князей народа языгов, которые любезно пропустили войско Тимура, но сообщали о каждом его шаге людям хана. Стоило лишь туменам начать спускаться с гор, перед ними оказалась ордынская конница. Завязалась схватка. Всадники Тохтамыша были отброшены. Люди Тимура увлеклись преследованием, чего и ждали Тохтамыш и великий князь Витовт. Тяжелые кованые дружины русов и литов сомкнулись, зажав растянувшееся войско Тимура, как волчий капкан. Хвост колонны атаковали языги, немало прежде натерпевшиеся от Тимура, а в голову ударили основные силы Тохтамыша. Почти никто не уцелел. Тохтамыш прислал владыке правоверных вздорное письмо и отсеченную голову его сына, возглавлявшего тумены. Хан пишет, что если Тамерлан осмелится принести в его владения собственную голову, то ее постигнет судьба еще более плачевная, ибо он, Тохтамыш, уже выписал из латинских земель золотых дел мастера, которому надлежит сделать пиршественную чашу из черепа Повелителя Счастливых Созвездий.