Кстати, — граф Косса приподнял камилавку и почесал тонзуру, — а где нынче черти, простите, всеблагие угодники, носят моего высокопреосвященнейшего собрата?
— Не знаю, — буркнул герцог, — но, если пожелаете, прикажу узнать.
— Это было бы очень уместно с вашей стороны. Крестовый поход все-таки… Пока же, если пожелает ваша светлость, я могу поделиться своими возвышенными соображениями на этот счет.
Герцог Бургундский вызвал слугу, шепнул ему что-то на ухо и отпустил, не удостоив лишнего взгляда.
Предложение Жана Бесстрашного немного перекусить после возвращения в замок было встречено общим одобрением, но легкая трапеза, едва начавшись, переросла в военный совет.
— Отродье врага рода человеческого, гнусный выродок ехидны, отрыжка Левиафана, плевок из адской бездны, коварный и гнусный нелюдь, скрывавшийся под личиной неприметного купца, хотел причинить непоправимый ущерб нашей матери, первоапостольной римско-католической церкви в моем лице. Я уж не говорю о своем высоком сане, но каково, сами посудите, кардиналу, призвавшему христиан ополчиться против демона тартарейского, самому быть захваченным одним из прислужников Вельзевулова отродья. — Балтасар Косса перекрестил рот. — Не к ночи будет помянут.
— Да, — согласился Жан Бесстрашный, — это было бы нелепо.
— Вам не откажешь в мудрости, сын мой, — милостиво кивнул прелат. — Вот вы говорите, девица, осилившая коварного демона, помавала оной нелюдью в воздухе при помощи хвоста.
— Да, именно так я и говорю.
— Но мы уже едины в мысли, что сие деяние было направлено исключительно на спасение жизни ее высочества, — кардинал поклонился в сторону молчащей при мужском разговоре Анны Венгерской, — и на поддержание авторитета церкви.
Жан Бесстрашный согласно кивнул.
— Если тут мы достигли согласия, то следует упомянуть о многочисленных чудесах, кои свершались во славу Божью и для защиты девиц различными истинно верующими, впоследствии причисленными к лику святых.
Так, Святой Юлиан словом Божьим смирил чудище, выходящее из вод морских, и дева, отданная на пожрание оному, одним лишь поясом своим опутав шею страшилища, привела его в родной город, и там сей дракон еще долго служил верой и правдой, пастью, лапами и хвостом своим отпугивая варваров от этой обители христианского благочестия.
— Точно-точно, — не удержался Лис. — А еще в Англии святой Каранток был. Тот вообще виверну охмурил. Так она у него так усмирилась, что мясо жрать перестала, силосом перебивалась, но, правда, смердела так, шо нехристи за версту шарахались.
— А христиане? — заинтересованно уточнил герцог.
— А христиане из смирения терпели. В общем, ежели у тебя хвост имеется, значит, не суй свой нос куда попало.
— А куда суй?
— А хвост его знает. Да и какое нам, гением Творца небесного избавленным от хвоста, дело до чужого хвостосовательства и нососуйства.
У нас у самих Тамерлан на хвосте, что уж совсем не куртуазно.
— Да, конечно. — Лицо Жана Бесстрашного посуровело. — Теперь, когда я воочию убедился в искренности и правоте ваших слов, друзья мои, я не вижу иного способа для себя, как объявить сбор новой армии, чтобы дать отпор тому, чье имя — коварство, и чьему вероломству мог бы позавидовать сам враг рода человеческого.
— Вот речь истинного рыцаря, — восхитилась молчавшая дотоле принцесса. — Теперь всякому без лишних слов ясно, что былые лишения не сломили ваш дух. Вы приняли верное решение. — Анна поднялась из-за стола. — В свою очередь, чтобы не отвлекать ваш доблестный взор, я задумала отправиться в неаполитанское королевство, в принадлежащий мне замок Соррино. Король Владислав — мой родственник. Я надеюсь убедить его вступить под знамена крестового похода. Буду ждать там вестей от вас, друг мой. — Анна смерила герцога таким долгим и недвусмысленным взором, что Жану Бесстрашному захотелось немедленно вскочить в седло и лететь в Соррино, не дожидаясь рассвета.
— Но дорога опасна, — попытался было протестовать герцог.
— Вам не стоит беспокоиться, — улыбаясь, словно кот, приглашенный на день рождения мыши, заверил Балтасар Косса, — мои дела здесь уже закончены, и я намерен возвратиться в Рим. С радостью сопровожу вашу прелестную гостью в ее замок.
— Капитан, ты смотри, шо подлюка краснополая вытворяет! Опять глазки строит, никак не угомонится.
— Наши дела здесь тоже закончены, — в тон кардиналу продолжил Камдил, — и мы также рады будем сопроводить ее высочество в Соррино.
Балтасар Косса поджал губы.
— Да-да, вот только надо будет во саду ли в огороде вашем полить слезой одно весьма приглянувшееся нам с кардиналом дерево, — поддержал Лис. — Эх, как оно будет тосковать в разлуке!
Герцог Бургундский удивленно поднял брови, силясь понять, о чем речь. Но тут в залу, тихо постучав, вошел давешний слуга, отправленный на поиски кардинала Теофила.
— Ваша светлость, — поклонился он, — мы нашли второе высокопреосвященство.
— Где же он?
Посыльный замялся.
— С позволения сказать, кардинал нынче пребывает на том самом пустыре, на котором вы совсем недавно собрали богатый урожай монет.
— Что же он там делает?
— Как рассказали нашедшие его стражники, сидит, пригорюнившись. А до того бросил во вспаханную землю пригоршню золотых, отслужил мессу и теперь, стало быть, ждет урожая.
* * *
Кристоф де Буасьер оглядел светлую, чуть голубоватую полосу клинка. Аккуратная ровная заточка. Ни пятнышка ржавчины. Мессир рыцарь останется доволен. Оруженосец вложил меч в ножны, подержал, разглядывая тисненый на коже узор и маленькие рубины по всей длине рукояти. Затем легко выдернул меч, сделал несколько рубящих взмахов и ловко вернул оружие в прежнее положение. «Надо еще бригандину уксусом обработать», — вспомнилось ему.
Кожаная стеганка с металлическими пластинами, вшитыми внутри, принадлежала Рейнару. Для смягчения удара под стальные пластины набивалась верблюжья шерсть, и все было бы хорошо, когда б не блохи, норовившие поселиться в бригандине. Поэтому время от времени доспех приходилось обрабатывать винным уксусом. Это придавало воинскому снаряжению невообразимый аромат. Впрочем, такое средство не слишком помогало, да и выветривалось быстро, но, увы, ничего другого не было. Кристоф совсем уже было собрался приняться за бригандину, но тут дверь распахнулась, впуская господина рыцаря и его верного соратника.
— Собирай вещи, мы уезжаем, — с порога объявил Вальдар.
— Но… — замялся де Буасьер. — Как же, мы же…
— Никаких мыжей. Родина Петрарки совместно с отечеством Цезарей заждалась нас. Она лежит и бредит: ну что же он не едет!
— Кто?
— Ну не Петрарка же.
— А это кто?
— Не занимай свою голову вещами, не сопряженными с боевой и политической подготовкой. Даже если для всех прочих Петрарка — это певец Лауры, то для тебя это — небольшой камнемет. [27]