– Как бы там ни было, – пообещал я Рагме, – не сомневаюсь, что это приключение будет волнующим и поучительным.
Мы подошли к машине, забрались в нее и отправились в город.
У меня за спиной в песке неожиданно раскрылось множество дверей, и я стал думать о женщинах, тиграх, башмаках, кораблях, сургуче и всякой подобной ерунде, стоящей у порога.
Скоро, скоро, скоро…
– Вариации на Тему Третьей Горгульи от Конца Звезды и Мечты о Времени…
Я наконец разыскал его в маленьком городке, примостившемся в тени Альп; он сидел на крыше местной церквушки, внимательно и задумчиво разглядывали гигантские часы на городской ратуше, что стояла на противоположной стороне улицы.
– Добрый вечер, профессор Добсон.
– А? Фред? Господи Боже мой! Осторожно, вон тот камень качается… Вот так. Отлично. Не ожидал увидеть тебя сегодня вечером. Впрочем, я очень рад, что ты пробегал мимо. Я собирался послать тебе утром открытку, в которой хотел рассказать об этом чудном городке. Дело ведь не только в возможности забраться наверх. Посмотри, какая здесь перспектива! Посмотри внимательно на большие часы, ну как?
– Хорошо, – сказал я, устраиваясь рядом с ним и упираясь ногой в какую-то каменную виньетку. – У меня для вас есть кое-что, – добавил я и передал профессору сверток.
– Ой, спасибо. Какая приятная неожиданность. Сюрприз… О, да он булькает, Фред.
– Ага.
Профессор развернул бумагу.
– Вот это да! Что-то я не могу понять надпись на этикетке, так что я, пожалуй, лучше попробую содержимое.
Я не сводил глаз с больших часов на башне.
Через некоторое время:
– Фред! – воскликнул профессор. – Я в жизни не пробовал ничего подобного! Что это такое?
– Стереоизомер обычного бурбона, – объяснил я. – На днях мне разрешили пропустить несколько бутылок через машину Ренниуса – специальный комитет ООН, занимающийся инопланетными артефактами, последнее время ведет себя со мной крайне доброжелательно. Так что в некотором смысле вы сейчас попробовали очень редкий напиток.
– Понятно… А по какому случаю?
– Звезды прошли свой огненный путь и оказались в нужных местах, они расположились с изысканной изобретательностью, и я смог расшифровать их древнее предзнаменование.
Профессор кивнул.
– Красиво сказано, – похвалил он меня. – Только не понятно, что это значит.
– Ну, если начать сначала – я получил диплом.
– Весьма огорчительно. Я уже почти поверил, что с тобой этого никогда не случится.
– Я тоже. Но они меня перехитрили. Теперь я работаю на государственный департамент или на ООН; все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
– А чем ты занимаешься?
– Вот как раз об этом я сейчас и раздумываю. Понимаете, мне предоставили право выбора.
Профессор сделал еще один глоток и передал бутылку мне.
– Нет ничего хуже необходимости выбирать, – заявил он. – На, выпей.
Я кивнул и сделал глоток.
– Именно поэтому я и хотел поговорить с вами – прежде чем принять окончательное решение.
– Такая серьезная ответственность, – проговорил профессор, забирая у меня бутылку. – А почему со мной?
– Некоторое время назад, когда меня пытали в пустыне, я вспомнил всех своих многочисленных наставников и кураторов. Только совсем недавно я понял, почему одни из них были хорошими, а другие никуда не годились. Самые лучшие из них не пытались заставить меня выбрать какую-нибудь из проторенных дорог. Впрочем, таких кураторов всегда было трудно убедить подписать мою карточку с набором предметов. Они всегда довольно долго со мной беседовали. И это были совсем не обычные разговоры. В явном виде ни один из них не дал мне прямого совета. Я даже вряд ли смог бы воспроизвести то, о чем мы с ними разговаривали. Мне кажется, они считали, что, если что-то достается человеку с трудом, он начинает ценить свое приобретение гораздо больше, чем если бы оно просто свалилось на него с голубых небес. Мы, как правило, обсуждали не научные вопросы. Именно этим преподавателям и удалось научить меня чему-либо, и я думаю, что в определенном смысле они руководили моей деятельностью. Они не хотели, чтобы я делал что-то, по их мнению, нужное, они хотели, чтобы я сумел увидеть то, что видели они. Что-то вроде их взгляда на жизнь, без прикрас. Так вот, поскольку вам, одному из немногих, в течение нескольких лет удавалось избегать назначения на пост моего куратора, я считаю вас своим настоящим наставником.
– Я совсем не намеренно… – проговорил профессор.
– Именно. В моем случае это было самым лучшим способом решения проблемы. Возможно, единственным. Вы многое показали мне и таким образом помогли. Вы помогали мне не раз. Сейчас я думаю о нашем последнем разговоре, там, в университетском городке, перед вашей отставкой.
– Прекрасно помню.
Я закурил.
– Ситуацию, в которой я оказался, довольно трудно объяснить. Попробую изложить просто: звездный камень, инопланетный артефакт, полученный нами на хранение на неограниченное время, обладает разумом. Его создала раса, похожая на нашу, – она погибла. Камень нашли среди руин этой цивилизации многие века спустя после ее гибели, и никто не понял, что это такое. Ничего удивительного – ничто не указывало на то, что он является тем самым Спейкусом, о котором говорилось в сохранившихся и переведенных на другие языки записях. Было принято считать, что речь идет о каком-то исследовательском комитете или процессе, а может быть, программе, собиравшей и обрабатывавшей информацию с точки зрения социальной науки. Однако на самом деле в записях речь шла о звездном камне. Чтобы он мог действовать на полную мощность, нужно существо, похожее на нас. Он становится чем-то вроде симбиотического гостя внутри этого существа, получая и обрабатывая данные из его нервной системы, в то время как его «хозяин» занимается своей работой. Используя полученные сведения, Спейкус становится чем-то вроде социального компьютера. Взамен он до бесконечности обеспечивает своего «хозяина» безупречным и всегда здоровым организмом. Он может предоставить анализ всех явлений, с которыми встретился впрямую или косвенным путем, выдать сравнительные данные, абсолютно непредвзятые, поскольку не относится ни к одной из форм жизни, но при этом он определенным образом сориентирован благодаря своей конструкции. Он предпочитает находиться в теле подвижного существа, голова которого наполнена разнообразными идеями.