Никто не обратил на него внимания.
Уэнди Куллиган некогда было глазеть по сторонам: ее работа заключалась в том, чтобы уговорить потенциальных клиентов приобрести особняки с земельными участками стоимостью в миллион долларов, и сейчас она буквально из кожи вон лезла, обхаживая группу японских бизнесменов, которых, однако, ее зад интересовал куда больше, чем недвижимость. Уэнди понимала это, но с завидным упорством продолжала расхваливать свой товар, соблазняя клиентов высочайшим уровнем дизайна, потрясающими видами, выгодными условиями оплаты и возможностью прибыльной перепродажи.
Не переставая говорить, она время от времени наклонялась над столом, демонстрируя собеседникам соблазнительную ложбинку между грудей, и подцепляла вилкой огромную креветку с блюда, радовавшего взгляд разнообразием закусок из морепродуктов. Помимо креветок на блюде были разложены устрицы и прочие моллюски, а также сашими из морского ежа — Уэнди слышала, что это любимое лакомство азиатских мужчин, считавших, что оно повышает потенцию.
Мужчины — независимо от расы, вероисповедания и цвета кожи — думали только о сексе. Уэнди честно сражалась за свой заработок, а шестеро сидящих за столом богатых японцев глотали скользкие деликатесы, запивая их сакэ, и, глядя на нее, плотоядно облизывались. Не очень-то приятно, но что делать, если приходится самой себя содержать?
Уэнди не могла не признать, что Бренда, ее босс, не поскупилась: обед в «Эстель» — это круто. Шикарный ресторан! Кругом серебро и хрусталь, эффектно отражающие пламя свечей. Вдоль стен, затянутых небесно-голубым восточным шелком, выстроились старинные шкафы и буфеты красного дерева. На столах букеты из экзотических цветов — гигантских лилий, привозных орхидей и двухцветных роз. Легкий, едва уловимый запах ароматизатора, витавший в зале, был приятным и ненавязчивым. Мягкие удобные стулья подкупали также и своей на редкость красивой шелковистой обивкой. Даже бар был оформлен богато и со вкусом — высокие табуреты с плюшевыми сиденьями, дымчатые зеркала, роскошные ореховые панели, тщательно подобранные итальянские светильники.
Можно было представить, что обед проходит в королевском дворце, и Уэнди невольно подумала о принцессе Диане и ее странном решении развестись с человеком, который обеспечивал ей такую жизнь. Что из того, что принц Чарльз имел кого-то на стороне? Ну и чудачка эта принцесса! На ее месте Уэнди Куллиган уж как-нибудь потерпела бы интрижки мужа — лишь бы королевские деньги текли рекой.
Подавленная великолепием интерьера и полностью поглощенная работой, сулившей столь необходимые ей комиссионные, Уэнди даже не взглянула на молодого мужчину в зеленом пиджаке спортивного покроя, который, войдя в ресторан, окинул зал холодным, оценивающим взглядом.
Линда и Рэй Гаррисоны также не обратили на него внимания.
Рэй наслаждался тишиной и покоем мирной беседы с женой после бурного празднования тридцатипятилетия их совместной жизни. Юбилейные торжества в качестве подарка родителям организовала дочь Гаррисонов Жанин. Вспоминая наиболее яркие эпизоды этого праздника, Рэй и Линда получали огромное удовольствие, ничуть не омраченное тем, что подарок дочери был оплачен деньгами самого Рэя. В любом случае все прошло как нельзя лучше. Жанин оказалась великолепным организатором. Гости, все как один, говорили о том, как им весело и какие Рэй и Линда замечательные родители, раз им удалось вырастить таких чудных, любящих детей. Тем самым они как бы распространяли хвалебные эпитеты не только на Жанин, но и на Дэвида — ни один из собравшихся, разумеется, не осмелился бы даже намеком упомянуть о том, что сын Линды и Рэя недавно отбыл срок в тюрьме.
Словом, все было просто здорово. Рэй, конечно, прекрасно понимал, что дочь старалась не только для него и Линды, но и для себя — на праздник пришло немало друзей и знакомых Жанин, которых он практически не знал. Однако, как бы там ни было, семейный юбилей четы Гаррисонов удался на славу. К тому же Дэвид весь вечер вел себя весьма прилично. У Рэя затеплилась надежда, что он наконец-то решил взяться за ум, осознав, что данные ему Богом способности и таланты следует использовать с толком. Несколько лет назад Рэй почти готов был лишить Дэвида наследства, но благодаря доброму сердцу Линды контакт с сыном все же удалось сохранить.
Рэй подумал о жене. Мягкая, добрая, щедрая душой и в то же время обладающая сильным характером, Линда в течение тридцати пяти лет была ему надежной опорой. Иногда, глядя на паутинку морщинок у ее глаз и уголков рта, на ее слегка впалые щеки, он невольно отмечал про себя, что прожитые годы, безусловно, оставили на ней свой отпечаток. Но все эти недостатки во внешности Линды, которых в молодости, разумеется, не было и в помине, лишь делали ее еще более родной и желанной.
Рэй любил жену всем сердцем и знал, что она платит ему взаимностью. Они были настолько духовно близки, что казалось, в их общий мир нет хода никому, даже детям. Возможно, именно по этой причине Дэвид вырос таким обидчивым и ранимым. Однако, скорее всего, любовь Рэя и Линды друг к другу не имела никакого отношения к проблемам их сына. Талантливый и обаятельный, но очень слабовольный Дэвид слишком рано окунулся в богемную жизнь.
Тут Рэй одернул себя — стоит ли сейчас вспоминать об этом? Ему не хотелось думать ни о Жанин с ее поразительной способностью транжирить деньги, ее истеричностью и резкими перепадами настроения в моменты, когда она бывала не в состоянии добиться желаемого, ни о Дэвиде и его постоянных стычках с работниками центра по реабилитации наркоманов. Брось, увещевал себя Рэй, сейчас лучше подумать о чем-то хорошем, например, о жене.
Следуя собственному совету, Рэй сосредоточил все свое внимание на Линде. Взгляд его, не задерживаясь, лишь мельком скользнул по молодому человеку в зеленом пиджаке, который с мрачным видом держал в руке стакан с каким-то напитком.
Что касается Уолтера Скиннера, то, даже если бы мрачный молодой человек и попал в поле его зрения, вряд ли он заметил бы его. Уолтер был уже в том возрасте, когда раздражает почти все; он не выносил молодых мужчин, да и вообще мало кого выносил. Проработав в Голливуде более пятидесяти лет, он сколотил весьма солидное состояние, добился некоторой известности и пользовался определенным уважением в обществе и среди коллег. Когда Уолтер чего-нибудь хотел, он требовал, чтобы его желание исполнялось немедленно, и если кому-то это не нравилось, этот кто-то мог катиться ко всем чертям.
В данный момент предметом вожделения Уолтера была сидящая напротив него молодая женщина с пышными рыжими волосами, длинными, стройными ногами и круглой упругой попкой, вид которой будил дремлющие в организме Скиннера гормоны.
Не здесь, убеждал сам себя Уолтер. Чтобы успокоиться, он стал думать об Аделаиде.
Аделаида, несомненно, была женщиной положительной во всех отношениях и отличалась недюжинной терпимостью. Когда-то она слыла красавицей и танцевала в казино Лас-Вегаса в те времена, когда этот город, возникший в песках пустыни Невада, еще только начинал свое восхождение к славе одной из столиц мировой индустрии развлечений. Уолтер долго и настойчиво добивался ее, и в конце концов она сдалась. Это решение Аделаиды окупилось сторицей. Как танцовщица она звезд с неба не хватала и была обречена на забвение. Однако Уолтер стал для нее лотерейным билетом. Небезызвестный в Голливуде человек, он дал ей высокий социальный статус, деньги и роль, которую она могла играть хоть всю жизнь — для этого ей нужно было лишь время от времени закрывать глаза на его, Уолтера, слабости, что она со свойственным ей благоразумием и делала.