Мерфи подсадил Исиду на первую ступеньку лестницы в подземелье.
— Вашему духу-собаке? Лучше роли для меня вы придумать не смогли?
— Поначалу я хотела назвать вас духом-змеем, но потом поняла, что вы для этого выглядите недостаточно злобно.
— Спасибо и на том.
— Мерфи, если хотите, я могу вернуться и сказать им, что вы археолог-библеист.
— Поразмыслив, я пришел к выводу, что роль духа-собаки меня вполне устраивает, — пробурчал Мерфи.
Исида перевалилась через край люка и, пока Мерфи выбирался оттуда вслед за ней, взяла у него из рук брюхо Змия. Совместными усилиями они подтащили каменную плиту и закрыли ею вход в подземелье, а затем сели, прислонившись к стене. Жуткий мир, из которого археологи только что выбрались, казался им теперь чудовищным сном.
— Как вы думаете, что сталось с той несчастной девочкой? — спросила Исида через некоторое время.
Мерфи поднял лоскут ткани.
— Похоже, ей удалось сбежать. Это клочок ее платья. Она зацепилась за один из поручней. — Мерфи не отрываясь, смотрел на Исиду. Лицо женщины с закрытыми глазами в лунном свете все еще казалось ликом существа из иного мира. — Вы неплохо поработали сегодня, доктор Макдоналд. Вышел бы прекрасный номер для кабаре.
Она резко поднялась и начала стряхивать пыль с одежды.
— Ерунда. Мой отец всегда говорил мне, что я, наверное, воплощение какой-то древней богини. Поэтому у меня подобные вещи так просто и получаются.
Впрочем, Исида была заметно смущена, словно Мерфи увидел ее обнаженной и с этого момента они не могли больше оставаться просто друзьями.
— Ну, пошли, надо возвращаться в отель, — сказала она. — Не знаю, как вам, а мне не помешал бы большой бокал виски.
Мерфи не ответил, и Исида подумала, что ему, наверное, не понравилось ее замечание. Она уже готова была сказать, что, если ей захочется, она выпьет и целую бутылку после того, через что пришлось благодаря нему пройти, но тут заметила, что глаза профессора закрыты. Мерфи медленно сползал по стене, пока голова его не оказалась в уличной грязи.
И только тогда Исида заметила кровь.
— Мисс Ковакс, сэр.
Шейн Баррингтон с нетерпением ждал ее прибытия.
— Пусть войдет. И скажите, чтобы меня никто не беспокоил.
Женщина, стоявшая на пороге его кабинета, неуловимо, но при этом весьма значительно отличалась от той Стефани Ковакс, которая в первый раз вошла сюда месяц назад. Стиль ее одежды нисколько не изменился. Одевалась Стефани все так же соблазнительно и с тем же снобизмом: туфли на шпильках, короткая юбка, пиджак и черная водолазка. Тщательно продуманный беспорядок на голове и профессиональный макияж создавали образ привлекательной женщины, у которой есть масса более важных дел, чем заботы о собственной внешности. Походка Стефани, когда она шла к единственному креслу у стола босса, была уверенной, напористой и почти агрессивной.
Однако взгляд женщины радикально изменился. Вместо блеска нравственного превосходства, который так нравился зрителям, в глазах Стефани появились безразличие и пустота, как будто что-то в ней умерло. То были глаза человека, продавшего душу.
— Стефани! Спасибо, что зашли. Мне хотелось лично поблагодарить вас за ту работу, которую вы делаете для нас.
Ковакс взглянула на Баррингтона с нескрываемой настороженностью.
— Мне очень жаль, что не удалась история со взрывом в церкви. ФБР вначале попалось на удочку, но потом они заосторожничали. И декан Фоллуорт — не более чем обычный выпендрежник. Информация, которую он дал мне, — мыльный пузырь, в ней нет ничего, на чем можно основать реальный компромат на Мерфи. Поверьте мне, я…
Баррингтон отмахнулся:
— Все прекрасно, Стефани. Вы превосходно справились с задачей. Нам просто хотелось высвободить немного времени для профессора Мерфи и посеять семена сомнений в общественном создании. Когда-нибудь — и очень скоро — вам предстоит раскрыть еще немало секретов, связанных с деятельностью наших друзей-евангелистов.
Стефани смотрела на босса с тем выражением усталого безразличия, которое характерно для людей, утративших самое главное в жизни.
— Вы сказали «нам». Интересно, кто на самом деле стоит за всем этим? Говоря откровенно, мистер Баррингтон, вы не производите впечатления человека, которого особенно волнуют проблемы религии.
Шейн улыбнулся:
— Бесстрашная проницательная журналистка всегда и во всем. Вижу, ваш нюх ищейки постоянно при вас. Даже теперь, когда я посадил вас на цепь и надел намордник, — добавил он, получая истинное удовольствие при виде красных пятен, выступивших на лице Стефани.
Баррингтон встал и проследовал к шкафу с дверцами из матового стекла.
— Что-нибудь выпьете?
Она отрицательно покачала головой:
— На работе не пью. Баррингтон рассмеялся:
— Ну, перестаньте. — Он извлек из бара бутылку темного стекла и начал раскручивать проволоку, удерживавшую пробку. — Всего лишь бокал шампанского.
— Шампанского? Мы что-то отмечаем?
— Надеюсь, повод найдется. Весьма надеюсь, Стефани. — Зажав пробку салфеткой, Баррингтон с глухим хлопком открыл бутылку и налил шампанское в два бокала. Стефани равнодушно приняла бокал из его рук.
— И за что же пьем?
С мрачной улыбкой Баррингтон поднял бокал.
— За доминирование на рынке, конечно. — Они чокнулись.
— Я всегда пью за это, — заметила Стефани с неприятной ухмылкой.
Он поставил свой бокал и перегнулся через стол. Стефани почувствовала, что близость Баррингтона ей крайне неприятна.
— И это скоро станет реальностью, Стефани. «Баррингтон комьюникейшнс», как вам хорошо известно, — самая мощная компания в сфере коммуникаций на земле. Но это только начало. Очень скоро мы добьемся гораздо большего.
Ковакс бросила на него скептический взгляд.
— И чего же вы собираетесь добиться? Неужели хотите баллотироваться в президенты Соединенных Штатов?
— Я говорю о настоящей власти, Стефани. Той, о которой можно только мечтать.
Стефани сделала глоток шампанского.
— Ну что ж, в таком случае за вашу удачу, мистер Баррингтон. Только не понимаю, какое все это имеет отношение ко мне.
— Пожалуйста, называйте меня Шейн. — Он встал и прошел к окну. — Власть и богатство могут дать вам очень многое, Стефани. И я хочу быть с вами полностью откровенным: на самом верху часто бывает крайне одиноко. Конечно, с тех пор как я развелся, у меня были женщины, но когда у человека так много денег, как у меня, трудно найти кого-то, кому можно по-настоящему доверять. Кого-то, с кем можно разделить свою жизнь. Вы понимаете, о чем я?