Маша закрыла тетрадь. Она-то надеялась найти больше подсказок к объяснению того, что ей казалось недостатками личности Виктора-младшего.

– Мне бы хотелось, чтобы хоть что-то указывало на психосоматические расстройства или даже конверсивную реакцию. Тогда на него можно было бы воздействовать терапевтическими методами. Мне надо было быть внимательнее, когда все это случилось.

– Я думаю, что проблемы Виктора были вызваны какими-то внутриклеточными явлениями, – предположил Виктор. – Сомнительно, чтобы эти записи оказались полезны.

– Вот это-то меня и пугает. Я боюсь, что Виктор умрет, как умерли дети Хоббсов и Мюрреев, или от рака, как его брат и Дженис. Я прочитала достаточно литературы по твоей теме и знаю, что рак ставит под угрозу будущее генной терапии. Внедренные гены могут превратить протоонкогены в онкогены, и тогда соответствующие клетки становятся очагами рака. – Она замолчала. Эмоции не давали ей говорить. – Как я могу продолжать рассуждать об этом, как будто это какие-то научные проблемы? Это наш сын, и, насколько я понимаю, ты запустил какой-то механизм внутри него, который приведет его к смерти.

Маша закрыла лицо руками. Слезы прорвались наружу, несмотря на все ее попытки сдержать себя. Виктор попытался обнять ее, но она уклонилась. Он встал. Какое-то время он смотрел, как вздрагивали плечи жены. Ему нечего было сказать в свое оправдание. Он вышел из комнаты и пошел наверх. Боль его собственной печали тисками сдавила сердце. После того, что он узнал сегодня, у него было больше оснований, чем у Маши, беспокоиться за сына.

8

Четверг, утро

Запертый обычным бостонским часом пик в потоке транспорта, Виктор удивлялся, как жители города справляются с этой напастью ежедневно.

У выезда на Сторроу-драйв поток стал свободнее, опять сгустившись только у Фенуэй. До детской больницы Виктор добрался уже после девяти. Он сразу направился в отделение патологоанатомии.

– К доктору Шриаку, – сказал Виктор. Секретарь, не снимая наушников диктофона, указала в направлении коридора.

Продвигаясь по коридору, Виктор читал таблички на дверях.

– Извините. Доктор Шриак? – спросил Виктор, заходя в открытую дверь. На удивление молодо выглядевший человек оторвался от микроскопа. – Меня зовут доктор Фрэнк. Помните, я заходил к вам, когда вы производили вскрытие Хоббса?

– Конечно, – ответил Шриак. Он встал и протянул руку. – Приятно с вами встретиться при не столь удручающих обстоятельствах. Меня зовут Стивен.

Виктор пожал протянутую руку.

– Боюсь, у нас пока еще нет определенного диагноза, – сказал Стивен, – если, конечно, вы за этим пришли. Образцы тканей все еще исследуются.

– Да, меня это очень интересует, – кивнул Виктор. – Но я заглянул к вам, чтобы попросить еще об одной услуге. Вы обычно берете образцы жидкости из организма?

– Обязательно. Мы всегда производим токсикологические исследования.

– Мне бы хотелось тоже получить образцы жидкости.

– Меня впечатляет ваш интерес. Большинство терапевтов предпочитают избегать нас. Пойдемте посмотрим, что у нас есть.

Выйдя из кабинета и пройдя через холл, они вошли в обширную лабораторию. Стивен о чем-то поговорил с сотрудницей лаборатории, после чего она указала в направлении противоположного конца комнаты. Они пересекли лабораторию и вошли в боковую комнату.

– По-моему, нам повезло, – сказал Стивен, открывая холодильник и обводя взглядом сотни пузырьков. Он нашел четыре нужных и вручил их Виктору. В двух содержались образцы крови, в двух других – мочи.

– Сколько вам нужно? – спросил Стивен.

– Совсем немного.

Взяв с лабораторного столика пробирки, Стивен аккуратно вылил в них содержимое пузырьков. После этого он заткнул пробирки, надписал каждую красным жирным карандашом и отдал Виктору.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался он.

– Мне очень не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой... – начал Виктор.

– Ничего страшного.

– Около пяти лет назад мой сын умер от исключительно редкой формы рака.

– Сочувствую.

– Он проходил лечение здесь. Врачи сказали, что в литературе описаны всего два аналогичных случая. В то время решили, что рак начался в купфферовских клетках, то есть фактически это был рак ретикулоэндотелиальной системы.

Стивен кивнул.

– Мне кажется, я читал об этом случае. Да, точно, читал.

– Как вы думаете, ткани опухоли могли сохраниться – ведь это редкий случай?

– Вполне возможно. Давайте вернемся ко мне в кабинет.

Усевшись за компьютер, Стивен узнал у Виктора полное имя Дэвида и дату рождения. Введя информацию в компьютер, он выяснил номер истории болезни Дэвида и место хранения записей о вскрытии. Водя пальцем по экрану, он стал просматривать информацию.

– Похоже, удача. Вот номер образца. Давайте проверим.

На этот раз он повел Виктора в подвальное помещение.

– У нас есть специальное место, куда мы закладываем образцы для длительного хранения, – объяснил он.

Из лифта они вышли в плохо освещенный холл, который разветвлялся на множество коридоров. Вдоль потолка тянулись трубы и провода, покрытие на бетонном полу отсутствовало.

– Мы сюда не часто заглядываем, – говорил Стивен, ведя Виктора по лабиринту коридоров. Наконец он остановился перед тяжелой металлической дверью. Виктор помог открыть ее. Стивен нащупал выключатель.

Это была большая, слабо освещенная комната с редкими лампочками на потолке. Воздух был прохладный и сырой. Бесчисленные ряды металлических полок поднимались почти до потолка.

Сверяясь с номером, который он записал на обрывке бумаги, Стивен проследовал вдоль полок. Виктор шел за ним. В одном месте он остановился, завороженный зрелищем детской головы, заключенной в большой стеклянный сосуд со специальным консервирующим раствором. Глаза пристально смотрели перед собой, рот был широко раскрыт, как будто замерев в вечном беззвучном крике. Виктор посмотрел на другие стеклянные сосуды. В каждом содержалось какое-то ужасное свидетельство былых страданий. Виктора передернуло. Заметив, что Стивен исчез из виду, Виктор стал нервно оглядываться по сторонам. Я здесь, – услышал он голос своего гида.

Виктор поспешил вперед, больше не останавливаясь перед образцами. Дойдя до угла, он увидел патологоанатома, шарящего по полке, с громким стуком расталкивая стеклянные сосуды, стоявшие на ней.

– Эврика! – воскликнул он, выпрямляясь. В его руках был небольшой стеклянный сосуд, в котором находилась печень.

В лифте он спросил Виктора, зачем ему понадобились ткани.

– Любопытство, – ответил Виктор. – Когда мальчик умер, я был в таком состоянии, что не мог задавать никаких вопросов. Теперь, когда прошло столько лет, я хочу больше узнать о причине его смерти.