Именины каменного сердца | Страница: 27

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Сторож отозвался охотно, как будто рад был случаю поговорить:

– Это перед самым поворотом, что ли, у озера?

– Точно!

Сторож уселся на диванчик рядом с ним. Похоже, рассказ про камень намечается долгий… Павел уже и не рад был, что спросил, но прерывать почему-то духу не хватило. Проклятое воспитание! Приучили с детства, что старших перебивать невежливо, – вот и мучайся теперь.

– Этот камень – особенный! Исторический, можно сказать. Местная достопримечательность.

В голосе рассказчика звучали почти былинные интонации. Видно было, что историю эту он повторял уже не раз и не два.

– Как это – исторический? Простой камень?

Павел спросил без особого любопытства, но, польщенный вниманием, абориген устроился поудобнее и заговорил снова:

– Да не простой… У него даже имя есть – Синь-камень называется. Тут у нас геологи были, говорят – лежит еще с ледниковых времен! Я ведь раньше учителем истории работал, здесь, в селе Извольском. Конечно, это название старое, при коммунистах был тут совхоз имени Второго интернационала, но ведь такое без пол-литра и не выговоришь! У нас и кружок краеведческий был, и музей. Это теперь в деревне школу закрыли – учиться некому стало. Из молодых кто в город подался, кто спился, кто помер… Остались полторы старухи да хромая коза.

Он грустно вздохнул, и его худые, сгорбленные плечи, кажется, совсем поникли. Видно было, что человек этот очень тоскует по прежним временам, когда чувствовал себя нужным и востребованным, когда Извольское было крепким селом и в каждом доме подрастали детишки – будущие его ученики.

– А так-то – село наше старое, древнее, можно сказать. В Изборской летописи упоминается! А люди здесь селились еще раньше, до Киевской Руси. Меря да мурома, языческие племена, финно-угорского происхождения. Сейчас от них, конечно, не осталось ничего… Но точно известно, что камень этот они очень почитали. Даже праздник был особенный, в день летнего солнцеворота. Приходили к Синь-камню, молились ему, украшали лентами, игрища устраивали… И знаете, что интересно? Уже потом, после принятия христианства, этот обычай остался! На Ивана Купалу собирались, хороводы водили, купались, конечно. Говорят, после таких праздников детишек по деревням прибывало много. Их «ляльками» звали. И теперь приходят люди – не только наши, деревенские, но и из Ярославля приезжают, из самой Москвы… Говорят, если желание загадать – помогает. Суеверие, конечно, но народ все равно едет!

Похоже, сторож-интеллигент разошелся не на шутку. Дай волю – до утра будет теперь говорить. Павел вовсе не жаждал приобщиться к древней и славной истории села Извольского, узнать все о его единственной достопримечательности и вникнуть в сущность языческих обрядов, сохранившихся чуть не до наших дней. Хотелось прекратить этот ненужный, пустой разговор, и немедленно.

– Не знаю, как там с желаниями, а торчит он там совсем некстати. Поворот-то опасный! Давно бы убрать его надо, камень этот, – сказал он.

Но краевед только рукой махнул:

– Да пробовали! Еще в семнадцатом веке дьякон Петр Богоявленский его в землю закопал, так что вы думаете – камень опять наружу выбрался! Потом, уже при Екатерине, хотели его в фундамент колокольни вмонтировать, что в Духовой слободе, – тоже не вышло. Везли зимой по льду, лед проломился, да утонул Синь-камень… А через семьдесят лет снова тут как тут! Уже потом, в тридцатых, когда эту дорогу строили, пытались динамитом взорвать – тоже никакого результата! Людей покалечило, а камню хоть бы что. – Он подумал и добавил, как о живом существе: – Очень уж упорный оказался. Теперь так и лежит.

Павел с трудом подавил зевоту. Слушать историю про необыкновенный камень ему надоело, и старик стал изрядно раздражать.

– Ладно, пойду… – Павел с некоторым усилием поднялся с дивана. – Где тут, говорите, сауна?

Старик замолчал, как будто спохватившись, что так заболтался. Мечтательное, почти счастливое выражение с его лица мигом исчезло, и появилась та самая нехорошая, кривоватая усмешка.

– Сауна-то? Да вот, до конца коридора дойдете и сразу вниз по лестнице в подвал. Там дверь всего одна, не заблудитесь. – Он помолчал немного и добавил: – Как говорится, счастливо отпраздновать!

– Ага, спасибо. И вам так же.

Павел махнул рукой и, чуть покачиваясь на нетвердых ногах, отправился в заданном направлении. Коридор показался ему бесконечно длинным. И на ступеньках чуть не навернулся… Что ж такая лестница крутая? Павел громко, от души, выругался. Где же эта самая сауна?

А, вот и дверь, обитая тонкими дощечками. Не иначе здесь. Изнутри несутся голоса, какие-то стоны, всхлипы… Что, черт возьми, там происходит?

Павел постоял недолго, раздумывая, заходить или нет. Немного странно было, что празднуют именно в сауне, но, может, просто традиция такая? Как в фильме «Ирония судьбы». «Каждый год тридцать первого декабря мы с друзьями ходим в баню…»

Кривая усмешка сторожа-краеведа ему совсем не понравилась. Павел уже подумывал о том, не пойти ли спать. Ну его, в конце концов, этот Новый год! Голова кружилась от выпитого, и настроение было вовсе не праздничное.

А с другой стороны – зря приехал, что ли? Стоило ли тащиться так далеко, чтобы дрыхнуть, как бревно, всю ночь? Павел подумал так и решительно распахнул дверь.

Картина, что предстала перед ним, была настолько необычна, что Павел мигом позабыл про словоохотливого сторожа да так и застыл на пороге. Даже хмель пропал.

На диванах, на столах, даже прямо на полу, застеленном пушистым ковром, его сослуживцы обоего пола, которых он привык видеть такими подтянутыми, аккуратными и вежливыми, предавались самому необузданному разврату! Не поймешь даже, кто с кем, просто сплошной комок шевелящихся голых тел, переплетенных друг с другом. И лица у всех странно одинаковые – застывшие маски, лишенные всякого выражения. Ни намека на какое-то подобие нежности или страсти, просто механическое действо.

В этом групповом соитии было что-то жуткое, словно люди не сексом занимаются, а исполняют некий зловещий ритуал, обозначающий общую причастность к чему-то большему, чем они сами, непонятному и от этого еще более страшному.

Павел уже хотел было потихоньку отойти к двери и исчезнуть по-английски, не прощаясь (да в общем-то и не здороваясь!), когда Сергей Векшин, начальник финансового отдела, обернулся к нему и пробасил:

– Паша! Иди к нам! Ты чего это… от коллектива отрываешься?

Говорил он совершенно серьезно, совсем как на совещании по итогам квартала. Даже выражение лица было совершенно такое же. Не хватало только костюма от Хьюго Босс и толстого органайзера, с которым он никогда не расставался.

– Давай-давай! Ты у нас один остался неохваченный!

Сергей привычным жестом поправил очки на переносице. Павел чуть не прыснул от смеха. Вид совершенно голого человека в очках от Армани показался одновременно и смешным, и нелепым.