Старик помедлил немного, словно раздумывая, стоит ли отвечать на этот вопрос. Потом тихо сказал:
– Сердце свое не забудь. Здесь его не надобно.
Он сел на лавку, уронив руки на колени, смерил Павла с ног до головы тем же тяжелым, колючим взглядом и крикнул:
– Прошка! А ну, вставай!
Мальчишка проснулся и сел на лавке, протирая глаза.
– Проводи гостя. До Синь-камня – и сразу назад, да не задерживайся. Поди, знаешь, какая нынче ночь…
Он вскочил, подхватил шапку и, уже на ходу натягивая тулупчик, рванулся к двери. Видно, старика он слушается беспрекословно.
– Ну, прощай, дед. – Уже у дверей Павел в последний раз обернулся к нему.
– И ты прощевай, – равнодушно ответил старик.
Сразу за порогом горло перехватило от морозного воздуха. Мальчишка быстро и споро шагал по глубокому снегу, так что Павел едва поспевал за ним. Видно, что ему так ходить не в новинку… Сам он скоро стал уставать и задыхаться, но провожатый не сбавлял темп ни на секунду.
Павел искоса взглянул на него. Видно было, что паренек тоже устал, что ему очень страшно, но на лице его застыла решимость. Дышал он тяжело, на лбу выступили капельки пота, в лунном свете лицо его выглядело очень бледным и даже осунувшимся, будто мальчик разом повзрослел на много лет. Даже стыдно стало заставлять его, почти ребенка, проделывать этот длинный путь в морозную ночь… Хотелось остановиться, дать ему отдохнуть (да, честно говоря, и себе тоже!), а то и вовсе отправить обратно домой, к его странному деду, но Павел боялся, что сам не найдет дороги.
Он отвел глаза и вздохнул. Мальчишку было от души жалко. Бедный, вот у кого жизнь тяжелая! Старик помыкает им как хочет, а паренек все терпит и не жалуется. Интересно, есть ли у него родители? Если есть, небось в город подались, а о нем просто забыли. Скинули к деду в деревню, и ладно… А он, скорее всего, даже в школу не ходит!
Хотя… «Нашел о чем думать!» – одернул себя Павел. Тоже мне Макаренко выискался. Какое ему, в конце концов, дело до чужого мальчишки и старика? Пусть живут себе, как могут.
Идти пришлось долго. Павел даже удивился – как это старик и подросток умудрились дотащить его? Но еще более странно было, почему нигде не осталось их следов? Может, замело снегом? Вряд ли. Ночь стояла ясная, морозная, так что все звезды видны на небе, и только снег пронзительно скрипит под ногами. А кругом – ни леса, ни кустика, ни жилья, ни пригорка, только ровная, как стол, пустынная заснеженная равнина. Казалось, что конца-краю ей нет…
Павел уже совсем выбился из сил и хотел было крикнуть, что больше идти не может, надо остановиться хоть ненадолго, когда Прошка вдруг сам стал как вкопанный. Он крутил головой, тревожно оглядываясь вокруг, словно высматривая что-то впереди, и наконец впервые подал голос:
– Дальше сам пойдешь. Немного уже осталось-то… Во-он он, Синь-камень!
Он шмыгнул носом и побежал прочь не оглядываясь.
Оставшись в одиночестве, Павел немного растерялся. Теперь он и правда видел берег озера, заросший камышами, и Синь-камень, поднимающийся из-под снега. Оставалось только удивляться, почему он раньше их не заметил! Но думать об этом было некогда. Собрав остатки сил, он пошел туда. Быстрее, быстрее! Мороз кусает щеки, выстуживает последнее запазушное тепло, если не хочешь замерзнуть окончательно, остается только одно – двигаться побыстрее.
Через несколько минут он уже стоял рядом с камнем. Наконец-то можно хоть немного отдышаться, оглядеться вокруг, подумать, что делать дальше… Пальцы в тонких кожаных перчатках совсем заледенели, и Павел снова и снова дышал на озябшие руки. Вот только отморозить еще и не хватает!
Он переминался с ноги на ногу, утаптывая снег, и никак не мог сообразить, что его так тревожит и почему уже знакомое вроде бы место выглядит таким диким и страшным, почти нереальным, как кошмарный сон. Наконец он понял, в чем дело, – возле камня Павел не увидел своей разбитой машины! Неужели уже увезли? Невероятно. На девственно-белом снегу не видно никаких следов, значит, уже давно здесь не ездили? Кто же вызвал эвакуатор? Но самое главное – дороги не было! Неужели ее замело? Нет, глупость, ночь-то ясная! Или… Или он действительно оказался там, где еще не успели ее проложить?
Предположить такое было странно и нелепо, но факт оставался фактом. Павел почувствовал, что его попеременно кидает то в жар, то в холод. Неужели он и вправду оказался не там, где был раньше? В другом времени, в другом мире… Пожалуй, это будет похуже аварии!
Больше всего пугала именно необъяснимость происходящего. И главное, непонятно, что делать дальше!
Павел попытался отогнать приступ паники, чтобы сосредоточиться, вспомнить что-то важное. Как там старик говорил? Слова почему-то никак не всплывали в памяти, и он снова и снова прокручивал все, что произошло с ним в эту долгую ночь, словно киноленту.
Ах да! Вспомнил наконец-то! «Синь-камень три раза обойди посолонь да скажи: «Где был, там и буду!» Надо попробовать. Ничего другого ему все равно не остается!
Что такое «посолонь», он не знал и наудачу двинулся вокруг камня по часовой стрелке.
– Где был, там и буду… Где был, там и буду…
Павел чувствовал себя на редкость глупо, проделывая этот странный ритуал. Чистой воды шарлатанство, дремучее суеверие, бред!
И все же он шел, упорно бубня себе под нос:
– Где был, там и буду… Где был, там и бу…
Он оступился, потерял равновесие и упал, сильно ударившись головой о проклятый камень.
Первое, что Павел почувствовал, – холод, пробирающий до костей. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на снегу в двух шагах от разбитой машины. Автомобиль выглядел как груда металлолома, и сразу было понятно, что восстановлению уже не подлежит, но сейчас Павел обрадовался ему, как родному, и зачем-то нежно погладил смятое крыло.
Он встал. Ноги слушались плохо, словно затекли от долгой неподвижности, и голова кружилась, но вроде бы ничего не болит. Могло быть гораздо хуже!
Сколько же времени прошло? Павел кинул привычный взгляд на левое запястье. Стрелки дорогущих часов «Патек Филипп», приобретенных совсем недавно в Петровском пассаже, замерли на цифре «двенадцать», словно намертво сцепившись между собой, но далеко, над покрытой льдом гладью озера, уже вставало солнце, окрашивая небо в розовато-сиреневый цвет.
Павел не мог вспомнить, в котором часу он уехал из пансионата, но это было никак не позже полуночи. Скорее всего, часы остановились от удара, вон и стекло треснуло. Так что, уже утро? Похоже на то…
Неужели он несколько часов пролежал здесь, на снегу? Невероятно! Должен был бы замерзнуть насмерть. Мороз-то нешуточный, градусов пятнадцать будет!
Все, что случилось с ним ночью, казалось сном. Старик, подросток, закопченная изба, магический обряд и старинный заговор, словно по волшебству исцеливший его от тяжелой травмы… Просто бред. Не может такого быть. Наверное, он не так уж сильно пострадал в той аварии, а остальное просто привиделось. Надо будет потом к врачу сходить на всякий случай.