— Где находится ваш кабинет? — поинтересовалась вдруг Тереза.
— Наверху, на пятом этаже.
— Можно мне его посмотреть?
— Почему же нет? — вопросом на вопрос ответил Джек. — Уж коль мы зашли так далеко...
Они вновь прошли через морг и остановились у лифта.
— Не слишком приятное место, правда? — спросил Джек.
— Да, здесь довольно мрачно, — признала Тереза.
— Мы, те, кто здесь работает, — продолжал Джек, — часто забываем, какое действие оказывает посещение морга на неподготовленного человека.
Однако в глубине души Джек не мог не отдать должного выдержке, которую проявила Тереза.
Открылась дверь лифта, они вошли в кабину, и Джек нажал кнопку пятого этажа.
— Почему вы решили избрать себе такую карьеру? — спросила Тереза. — Вы мечтали о ней, еще будучи студентом?
— Слава Богу, нет, — ответил Джек. — Мне хотелось чего-то чистого, требующего использования современной техники и приносящего моральное удовлетворение и хороший доход. Словом, по окончании медицинского факультета я стал офтальмологом.
— Так каким же образом?..
— Мою практику поглотила компания «Америкэр», — ответил Джек. — Так как я не захотел работать ни на нее, ни на другую подобную корпорацию, мне пришлось переучиваться. Для узкого специалиста высокой квалификации это нечто из ряда вон выходящее.
— Вам было тяжело? — спросила Тереза.
Степлтон ответил не сразу. Лифт дополз до пятого этажа, двери открылись.
— Да, это было очень тяжело, — сказал Джек, выходя в холл, — потому что мне было очень одиноко.
После такого ответа Тереза некоторое время не решалась взглянуть на Джека. Она совершенно не ожидала, что этот тип вдруг пожалуется на одиночество — она-то полагала, что он холостяк по убеждению. Когда она все же опасливо посмотрела на своего спутника, он неприметным жестом смахивал слезу. Что бы это могло значить? Тереза терялась в догадках.
— Вот мы и прибыли, — преувеличенно бодрым тоном объявил Степлтон. Отперев кабинет, он включил свет.
Интерьер оказался хуже самых мрачных ожиданий Терезы. Кабинет был крошечным, узким, заставленным старой металлической мебелью. Высоко под потолком виднелось одно-единственное, давно не мытое оконце.
— Сюда еще умудрились поставить два стола, — возмутилась Тереза.
— Мы делим этот кабинет с Четом, — пояснил Джек.
— Какой же ваш стол? — спросила она.
— Мой — тот, на котором больше хлама, — ответил Степлтон. — Эта чума совершенно выбила меня из колеи, а я и так всегда зашиваюсь с писаниной.
— Доктор Степлтон! — раздался за дверью чей-то голос.
На пороге стояла Джейнис Егер.
— Охранник сказал мне, что вы здесь, — смущенно заговорила Джейнис, когда Степлтон представил ее Терезе. — Сначала я пыталась дозвониться вам домой, но вас не было...
— Что-нибудь случилось? — встревожился Джек.
— Сегодня лаборатория получила результаты теста с антителами, который провели с тканью легких Сьюзен Хард, как вы просили, доктор Степлтон, — сказала Джейнис. — Тест оказался положительным — это туляремия.
— Вы меня разыгрываете, — произнес Джек, недоверчиво глядя на листок с результатами анализа.
— Что такое туляремия? — подала голос Тереза.
— Это такое инфекционное заболевание, — ответил Джек, — некоторыми симптомами напоминает чуму.
— Где лежала эта больная? — задала следующий вопрос Тереза, хотя уже предчувствовала, какой последует ответ.
— Тоже в Манхэттенском. — Джек вновь покачал головой. — Я действительно не могу поверить — это же чрезвычайное происшествие!
— Я пойду к себе, — проговорила Джейнис. — Если я вдруг понадоблюсь, звоните.
— Простите, — извинился Джек, — я действительно отрываю вас отдела. Огромное спасибо, Джейнис.
— Что вы, какие проблемы? — Джейнис помахала на прощание рукой и направилась к лифту.
— Туляремия — такая же страшная болезнь, как чума? — Тереза не на шутку переполошилась.
— Их трудно сравнивать, — задумчиво ответил Джек. — Но туляремия тоже тяжелая и опасная болезнь, особенно ее легочная форма, которая очень заразна. Если бы Сьюзен Хард могла, она бы подтвердила, что это действительно так.
— Но что вас так поразило? — не отставала Тереза. — Туляремия такое же редкое заболевание, как и чума?
— Нет, в Штатах оно встречается несколько чаще и распространено шире, особенно в южных штатах. Но, так же как чума, туляремия практически не встречается зимой, особенно здесь, на севере, — это проблема конца весны и лета, и вообще в наших широтах туляремия редкая гостья. Для их распространения нужен переносчик — для чумы это блохи, поражающие крыс, а для туляремии — клещи и оводы.
— Любые клещи и оводы? — со страхом спросила Тереза. У ее родителей был домик в Кэтскиллсе, где она любила проводить летний отдых. Место заброшенное, глухое, утопающее в лесу, и упомянутых насекомых там было видимо-невидимо.
— Вообще-то резервуаром инфекции служат мелкие грызуны, особенно кролики, — Джек осекся на полуслове. Он собирался пуститься в объяснения, но передумал, вспомнив свой утренний разговор с Морисом, мужем Сьюзен Хард. Тот сообщил, что умершая любила ездить в Коннектикут, где с удовольствием кормила на досуге диких кроликов.
— Может быть, все дело в кроликах? — пробормотал про себя Джек.
— О чем вы говорите? — спросила Тереза.
— Простите, я задумался и заговорил вслух с самим собой, — извинился Степлтон. Усевшись на место Чета, Джек принялся рассказывать Терезе о своем разговоре с Морисом Хардом и о значении кроликов в передаче туляремийной инфекции.
— Все это звучит очень логично, по крайней мере для меня, — сказала Тереза.
— Проблема заключается в том, что Сьюзен контактировала с коннектикутскими кроликами почти две недели назад, — продолжал размышлять Джек, барабаня пальцами по столу. — Слишком уж долог инкубационный период, особенно для легочной формы. Конечно же, если она не подхватила туляремию в Коннектикуте, то это произошло здесь, и скорее всего в Манхэттенском госпитале. Правда, нозокомиальная туляремия — это такая же ересь, как и нозокомиальная чума.
— Как бы то ни было, но общественность должна быть поставлена в известность, — решительно проговорила Тереза, глядя, как рука Джека потянулась к телефону. — Надеюсь, вы собираетесь позвонить на телевидение и в госпиталь? — спросила она.
— Не стану я звонить ни туда, ни туда, — ответил Степлтон, посмотрев на часы. Была почти полночь. Он поднял трубку и набрал номер. — Я звоню своему непосредственному начальнику. Всякая политика — это его епархия.
Кальвин поднял трубку после первого же звонка, но по голосу было ясно, что доктор Вашингтон уже давно спал. Джек бодро представился.