— Хорошо, — согласилась она. — Значит, у нас — свидание.
— Отлично! И где же? Или вы предпочитаете, чтобы я сам выбрал?
— Как насчет ресторана «Фиамма»? — предложила Лори. Она не хотела возвращаться в те места, где они бывали с Джеком, и не из боязни случайно его там встретить. — Я позвоню и зарезервирую столик на семь.
— Хорошо. Мне заехать за вами домой?
— Давайте встретимся в ресторане, — сказала Лори, невольно вспомнив взгляд воспаленных глаз миссис Энглер из-за приоткрытой двери. Ей как-то не хотелось, чтобы Роджер стал свидетелем этого зрелища. По крайней мере не на этой стадии их знакомства.
Уже минут через пятнадцать Лори легкой походкой выходила из Центральной манхэттенской больницы. Она была взволнована и удивлялась этому чувству, напоминавшему юношескую влюбленность. Такого эмоционального возбуждения она не испытывала с девятого класса школы. Она понимала, что этот восторг мог оказаться преждевременным и продлиться недолго, но ей было все равно. Ей хотелось окунуться в эту эйфорию настолько глубоко, насколько возможно. Она это заслужила.
Выйдя на тротуар, она взглянула на часы. Времени у нее было предостаточно, а университетская больница располагалась неподалеку, и, прежде чем вернуться в ОГСМЭ, она решила навестить мать.
Пять недель спустя
Джазмин Ракоши почти не сомневалась в том, что на крыше полуразрушенного дома справа от нее засели снайперы. Прямо перед ней был пятачок открытого пространства, отделявшего ее от другого здания, возвышавшегося над позициями снайперов. Ее план был прост: рвануть через эту пятиметровую полосу, нырнуть в здание и добраться до крыши. Оттуда она смогла бы ликвидировать снайперов и пробраться дальше в городские развалины, чтобы выполнить поставленную перед ней задачу.
Потирая руки в предвкушении броска через открытое пространство, она пыталась максимально собраться. Сердце взволнованно забилось, а дыхание стало частым и поверхностным. Она постаралась успокоиться, набрав в легкие побольше воздуха, и бросилась вперед.
Однако, к сожалению, все пошло не так, как она планировала. Как раз в тот момент, когда вся оказалась на виду, она чуть замешкалась, потому что краем глаза заметила, как сбоку что-то мелькнуло. Это и отвлекло ее внимание. Результат был предсказуем — ее подстрелили, что ставило крест на ее повышении в звании.
Произнеся вслух пару ругательств, которым ее научили морпехи, Джаз откинулась на спинку стула и, убрав руки с клавиатуры, яростно потерла лицо. Вот уже несколько часов подряд она играла в компьютерную игру под названием «Чувство долга» и выступала в роли русского солдата в битве под Сталинградом. И до этого досадного момента игра шла просто великолепно. А теперь ей придется начинать все сначала. Цель состояла в выполнении постепенно усложнявшихся задач и, соответственно, в повышении звания — она могла дослужиться до командира танка! Но этому уже не суждено было сбыться. По крайней мере сегодняшним вечером.
Уронив руки на колени, она взглянула на экран компьютера — туда, где мелькнуло нечто, ставшее причиной ее провала. Это был малюсенький мигающий квадратик — извещение о получении сообщения. Уже представляя, какой будет ее злость, если она увидит очередную рекламу секс-услуг или виагры, она щелкнула мышью. Однако, к ее восторгу, это пришло сообщение от мистера Боба!
Через нее словно пропустили электрический разряд. Джаз больше месяца не общалась с мистером Бобом и уже стала думать, что операция «Веялка» закончена. На прошлой неделе ее охватило такое отчаяние, что так и подмывало набрать экстренный номер телефона, оставленный ей мистером Бобом, хотя он предельно ясно дал понять, что она может использовать этот номер лишь в критической ситуации. Поскольку случай был не тот, она не стала звонить. Однако дни шли за днями и ее тревога нарастала. А тут еще обстоятельства складывалась таким образом, что она могла уйти из Центральной манхэттенской больницы, куда устроилась по настоянию мистера Боба.
Причина, по которой Джаз собиралась уйти оттуда, была серьезной — у нее испортились отношения со старшей медсестрой ночной смены Сьюзан Чэпмен. Впрочем, как и со всеми остальными дежурившими вместе с ней медсестрами, которых Джаз считала скопищем дур. Ее вообще удивляло, как Сьюзан могли доверить кем-то руководить, тем более в отделении хирургии. Сьюзан была не просто толстой клушей. Она, вообразив себя слишком умной, решила, что имеет полное право указывать Джаз, что той делать, обвиняя ее во всех смертных грехах. Да и остальные медсестры жаловались на Джаз по любому поводу — например когда она, скрываясь в дальней комнате, хотела, задрав ноги, несколько минут почитать какой-нибудь журнальчик.
Мало того, Сьюзан, будто издеваясь над Джаз, поручала ей самую тяжелую работу, а все, что попроще, — другим. Она даже имела наглость открыто упрекнуть Джаз, что та совала нос в медицинские карты не имеющих к ней никакого отношения пациентов, а также поинтересовалась, почему это Джаз вместо обеда так зачастила в отделение акушерства, сославшись при этом на жалобы со стороны старшей медсестры отделения.
Прикусив язык, Джаз тогда удержалась от соблазна послать Сьюзан куда подальше или — еще лучше — выследить и с помощью «глока» вообще избавиться от нее раз и навсегда. Вместо этого она объяснила Сьюзан, что хочет повысить свой профессиональный уровень. Разумеется, все это было откровенной чушью, но на какое-то время сработало. А ведь Джаз просто необходимо было ходить в отделение акушерства и в нейрохирургию почти каждую смену, чтобы как-то отслеживать ситуацию там. Даже если у Джаз и не оказывалось пациентов, подлежащих «санкционированию», она все равно должна была продолжать сообщать обо всех случаях с неблагоприятным исходом. А такие случаи в основном и происходили в отделении акушерства, когда какие-нибудь наркоманки рожали всяких уродов. К сожалению, эти «отчеты» не вызывали у нее особого вдохновения и азарта. К тому же и плата за них была смехотворной по сравнению с вознаграждением за «санкционирование» пациента.
Затаив дыхание, Джаз открыла сообщение от мистера Боба. «Да!» — вскрикнула она, резко выбрасывая руки вверх, как велогонщик, выигравший очередной этап соревнования. Сообщение содержало только имя — Стивен Льюис. Это означало, что Джаз получила еще одно задание! И работа в центре вновь перестала казаться ей тоскливым занятием. Ее отношения со Сьюзан Чэпмен и другими придурками от этого, конечно, легче не станут, но по крайней мере появился стимул их терпеть.
Взволнованная, Джаз решила взглянуть на свой банковский счет. В течение нескольких приятных мгновений она просто смотрела на цифры — тридцать восемь тысяч девятьсот шестьдесят четыре доллара и какие-то центы. Как здорово, что завтра там будет уже на пять тысяч больше!
Для Джаз ее счет в банке означал власть. Деньги давали ей выбор. У нее никогда до этого не было денег в банке. Все, что она ни получала на руки, в момент расходилось на ее сиюминутные потребности. Во время учебы в школе это были наркотики.
Детство Джаз прошло в полунищете в однокомнатной квартирке в Бронксе. Ее отец, Геза Ракоши, единственный сын венгерского борца за свободу, эмигрировавшего в Штаты в 1957-м, зачал ее, когда ему было пятнадцать. Ее матери, Марианне, жившей в многодетной пуэрториканской семье, было столько же. По религиозным соображениям, понукаемые своими семьями, они были вынуждены бросить школу и пожениться. Джазмин родилась в 1972 году.