Хуже нет вопросов, на которые нет ответа! Теперь она точно знала только одно — ничего хорошего у нее не вышло. На секунду в памяти всплыло бледное лицо колдуньи, длинные черные волосы и низкий голос: «Тебе решать — тебе и отвечать за все».
Ирина сжала губы. Все так, все правда. Верно говорят: «Насильно мил не будешь», нельзя заставить полюбить себя, и никакое колдовство тут не поможет. Она сама совершила ошибку — и теперь расплачивается за нее полной мерой.
Но не век же каяться? Ведь поправимо все, кроме смерти! Ирина напряженно думала, как ей поступить дальше, и в этот миг сверкнула новая, ослепительная вспышка молнии. На миг она осветила все вокруг пронзительно-ярким светом, и в голове у женщины так же внезапно появилось решение.
Не нужно ей такого счастья. Она ведь не тюремщица, не садистка! Пусть Виктор живет как хочет, пусть уходит, в конце концов, если разлюбил ее и дома стало невмоготу… Но пусть он снова станет живым человеком, а не тенью самого себя!
Она пойдет к этой колдунье. Пойдет, как обещала, и деньги отдаст… В конце концов, она их честно заработала. А еще — попросит снять колдовство. Ведь если она умеет наводить чары, то должна уметь и снимать их! А потом… Что ж, будь что будет.
Странно, но эта мысль принесла ей некоторое успокоение. Осторожно ступая босыми ногами по холодному полу, Ирина вернулась в постель. Скоро она заснула снова, но даже во сне вздрагивала от каждого удара грома и куталась в одеяло, словно пытаясь защититься от какой-то непонятной, но совсем близкой опасности.
К утру дождь прекратился, и в небе сияло солнце. День должен быть жарким… Около семи часов пенсионер Албухин вышел в Лосиноостровский парк выгуливать свою собаку — бело-рыжую дворняжку Альму.
Поначалу настроение у старика было совсем никуда — ну, в самом деле, кому охота подниматься из теплой постели ни свет ни заря! Но что ж поделаешь, если скулит собака, просится на улицу, поскребывая входную дверь лапой для пущей убедительности. Пора, мол, хозяин! Солнышко встало уже, а ты спишь. Пришлось вставать, одеваться и, наскоро поплескав в лицо холодной водой, выходить из дому, ведя на поводке заждавшуюся псину.
Старик шел, шаркая разношенными ботинками по тротуару, а в душе плескалась досада, мутная и кисловатая, как позавчерашний суп. Эх, старость — не радость… Всю жизнь работал честно, а теперь что? Пенсия — гроши, только на хлеб хватает, жена умерла пять лет назад, сын с невесткой не зайдут навестить лишний раз… Все некогда им, понимаешь, то дела, то работа, то на дачу ехать, а что ему тяжко одному — всем плевать! Позвонят раз в неделю — и ладно. Еще небось ждут не дождутся, пока квартира освободится.
А тут еще новая напасть — собака эта самая. Внук Петенька притащил с улицы брошенного щенка. Пожалел, значит, ага… У невестки Ксении кругом ковры, мебель полированная, а звереныш начнет грызть все, лужицы опять же, шерсть кругом, и псиной пахнуть будет. Ей такое счастье совсем ни к чему, она сразу сказала — девай его куда хочешь! Так Петька и примчался — выручай, мол, дед! Ну, дед и растаял, дал слабину… А теперь возись на старости лет — корми, гуляй, да еще и шкодливая псина попалась — норовит то колбасу стащить со стола, то тапочки погрызть, то гадость какую-нибудь сожрать на помойке.
Вот и парк. Зелень, омытая ночным дождем, казалась особенно яркой, по небу плыли редкие белые облачка, и солнце еще не палило, а только пригревало землю. Кое-где в низинах еще видны были клочья утреннего тумана, на дорожках стояли лужи, но таким радостным и свежим выглядел мир в это погожее летнее утро! Казалось, что каждая травинка, каждый листочек тянутся к солнцу, радуясь хорошей погоде, теплу, и тихо переговариваются о чем-то друг с другом, шелестя о своем, о вечном…
Даже у старика плохое настроение постепенно прошло, испарилось, как мелкая лужица в жаркий день. Он шел, вдыхая свежий воздух, напоенный ароматами травы, земли и прошедшего дождя. Хотелось распрямить спину, забыв про радикулит и высокое давление, улыбнуться солнцу, проглядывающему сквозь густую листву старых деревьев, смотреть на птиц, порхающих с ветки на ветку, на любопытных белок, слушать, как шелестит листва над головой…
Альма радостно резвилась в густой траве, то пыталась погнаться за бабочкой, то гавкала на ворону, усевшуюся на дерево, то сосредоточенно вынюхивала что-то, словно вообразив себя служебно-разыскной собакой.
Старик думал о том, как хорошо, что парк совсем рядом с домом — никакой дачи не надо! А еще сегодня вечером должны показывать футбол по телевизору, и сын обещался заехать в гости в конце недели, и Петенька закончил восьмой класс без троек, так что, может, выучится, человеком станет… Так что все совсем не так уж плохо, грех жаловаться.
Он так погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как собачка вдруг пропала из виду. Спохватившись, он принялся тревожно оглядываться вокруг, но ее нигде не было.
Вот этого еще не хватало!
— Альма, Альма! Иди ко мне сейчас же!
Старик ускорил шаг, почти побежал. В этот миг он совсем забыл про радикулит, хрустящие суставы, давление… Ведь пропадет собачка в лесу! Она молодая еще, глупая, убежит куда-нибудь, а там или бродячие собаки загрызут, или бомжи зажарят.
Только сейчас он почувствовал, как дорога ему Альма. Ведь, пожалуй, она — единственное близкое для него существо! Домой приходишь — радуется, хвостиком виляет, в глаза заглядывает, с ней и поговорить можно, и на улицу погулять выйти лишний раз…
— Альма! Альма! Альма…
Старик снова и снова выкрикивал ее имя. Он совсем умаялся, когда, наконец, увидел бело-рыжий пушистый хвост, гордо поднятый, словно флаг. Вдоль тропинки тянулся неглубокий овражек, заполненный ветками, прошлогодними листьями и всяким мусором, и теперь собачка с любопытством обследовала его содержимое.
— Вот ты где, зараза эдакая! А ну, иди ко мне сейчас же! Фу, я сказал! Что ты там нашла?
Но Альма и не подумала послушать хозяина. Вела она себя очень странно — то рычала, то жалобно повизгивала и все рыла землю лапами, словно пыталась извлечь на свет божий что-то важное.
Ну нет никакого сладу с этой собакой!
Он подошел ближе, взял Альму за ошейник и только хотел было пристегнуть поводок, чтобы увести прочь упрямую животину, когда взгляду его предстало ужасное зрелище.
На дне овражка, чуть присыпанная ветками и землей, лежала мертвая девушка. Ее лицо посинело, а пустые открытые глаза глядели прямо в небо. Блузка разорвана в клочья, на груди заметны какие-то пятна, и шею пересекает уродливая темно-синяя полоса… В пупке блестела какая-то странная блестящая штучка, похожая на большую каплю росы в золотой оправе. На теле покойницы она выглядела особенно неуместно и дико.
На секунду старик почувствовал, как земля уходит из-под ног. Перед глазами потемнело и больно сдавило сердце…
— Что ж такое делается, Господи! Что же делается! — шептал он побелевшими губами.
Дрожащая рука с трудом нащупала валидол в кармане куртки. Старик положил таблетку под язык, подождал, пока лекарство подействует… Потом постоял немного, подумал — и достал старенький мобильный телефон. Сын, когда купил себе новый, подарил. Сказал еще — носи, мол, с собой, мало ли что…