— Хозяин дома. Не беспокойся, он вышел из комнаты.
— Меня посетил странный визитер.
— Кто именно?
— Кау.
— Ничего себе! Что за дерьмо?!
— Он ищет моего информатора.
— Достаточно, больше ни слова. Приезжай сюда.
— Хорошо, дай мне адрес.
— Дом на холмах, улица Тосканини, двадцать четыре. Последняя вилла перед парком. Под звонком стоит фамилия Галлетти.
— Я буду там через полчаса.
— Приезжай через сорок минут. Мне надо кое-что закончить. Жду.
— А твой друг?
— Он оставит нас одних.
Марко повесил трубку и пошел в гараж. У него еще оставалось время, чтобы обдумать все факты.
На самом деле Мормино нужно было кое-что еще обсудить с хозяином дома, Францем Галлетти. Этот худощавый блондин был лучшим хакером в округе. Теоретически, полиция должна была бы охотиться на него. Но так как Интернет и тому подобные вещи находились в ведомстве почтовой полиции, Паоло считал более разумным в случае необходимости пользоваться советами Галлетти. Кроме того, приятель удалялся, предоставляя ему весь дом, когда приходилось встречаться с людьми, с которыми заместитель начальника полиции предпочел бы не появляться на публике.
Фантастическое качество электронной аппаратуры, которой была битком набита вилла Франца Галлетти, унаследованная им от отца, плюс его собственная компетенция в области информатики лишали полицию каких-либо шансов в схватке с хакером. Галлетти вернулся в комнату с двумя кружками пива и одну протянул другу.
— Франц, мне нужно будет примерно на часик остаться одному.
— Так я пошел.
— Подожди, сначала объясни мне, что ты вытянул из фотографии. У нас еще есть время.
— Хорошо, пойдем туда.
Хакер повел его в комнату, почти все пространство которой занимал подковообразный стол. Вокруг громоздились компьютеры, провода, мониторы и множество других приспособлений. При взгляде на эти клубки проводов Мормино невольно подивился тому, как Францу удается выбрать нужный штепсель.
Они сели напротив черного экрана. Галлетти запустил компьютер, и через пару секунд на нем появилась фотография двух мужчин, сделанная в подвале больницы, она стала более четкой, однако разглядеть их лица было по-прежнему невозможно.
— Не слишком-то вдохновляет, — заметил полицейский.
— Ну, знаешь ли, чудес на свете не бывает! Или ты, как твои друзья-юристы, полагаешь, что можно восстановить лицо человека по абсолютно черной фотографии? Такое происходит разве что в американских фильмах!
— Знаю, знаю, но всегда надеюсь на лучшее.
— Присмотрись повнимательнее, это и так неплохой результат. Начнем с рыжебородого. Мы видим левую сторону его лица. Нос и рот — в тени, их не видно. Я просканировал освещенную часть лица от скул к подбородку в поисках родинок, синяков, угрей и так далее, но ничего особенного не обнаружил. Вероятно, у него гладкая кожа. То же я проделал с шеей. У него короткая и хорошо очерченная борода и видна часть шеи. Там кожа тоже гладкая, как у ребенка.
— Итак, нам даже не за что зацепиться.
— Подожди, ясно, что он не наркоман. В противном случае мы бы обнаружили неровности, следы от уколов между лицом и шеей. У наркомана не может быть такой кожи и такой аккуратной бороды. Этот тип не нарик. Он плотный и крепкий, не то что его собеседник.
— Извини, но почему ты исключаешь, что у него могут быть особые приметы, скрытые вон той тенью, падающей зубчиками?
— Трудно себе представить. Эту зубчатую тень отбрасывает его борода. Максимум, что она может скрывать, это родинка. Я понял, где находятся эти типы. Посмотри на бороду: наш «клиент» вспотел. Они в подвалах больницы.
— Ты угадал.
— Я понял это по трубам и по линиям над мелкой плиткой. Это батареи больничного отопления. Я был там, внизу, лет десять назад. Такое место не забудешь.
— Какие у нас шансы сравнить рыжебородого типа с описаниями подозреваемых в архивах?
— Нулевые.
— Убедительно. А что ты скажешь о другом типе?
— Немногим больше. Мы видим правую часть его лица, и свет падает на нос. Работая со светотенью, можно получить профиль. Я выделил контрасты и убрал слишком темные места. Теперь рисунок профиля почти очевиден. Кроме того, под скулой я обнаружил четыре шрама. Приглядись, они хорошо видны и образуют звездочку.
— Да, но у него ничем не примечательное лицо.
— Ошибаешься. Это лицо наркомана, и на ладони правой руки можно разглядеть следы, что-то вроде небольших шрамов. Сейчас увеличу, иначе не увидеть.
— Так тоже не видно.
— Нельзя увеличить кадр больше чем вдвое, иначе будет слишком большая зернистость. Так вот, у этого типа проблемы с кожей, да и весь он какой-то высохший, болезненный. Видишь, как он клонится вперед? Поза, характерная для наркоманов.
— Хорошо, тип пониже ростом — наркоман, а другой — нет, но мы все равно не знаем, кто они.
— А, так ты рассчитывал, что мы сразу же все узнаем? — пошутил Галлетти. — Полицейские нынче стали совсем не те. А как же следствие, допросы, умозаключения, результаты которых припирают бандитов к стенке?
— Ничто не вечно, — парировал Мормино.
— Почему тебя так интересуют эти двое?
— Не меня. Того человека, с которым я встречаюсь.
— Ну, для начала проверь, не встречается ли физиономия нашего наркомана в архиве разыскиваемых лиц. Вдруг что и выгорит.
Галлетти перенес фото на дискету, передал ее Мормино, поднялся и пошел к двери, надевая по дороге кожаную куртку.
— Сколько времени тебе понадобится?
— Около часа. Если мы закончим раньше, я позвоню тебе на мобильный, не отключай его.
— До встречи.
— Спасибо за все.
— Не стоит.
Через пять минут в калитку позвонил Марко. Мормино открыл ему дверь и подождал у порога.
— Вот это вилла! Какая у вас там в полиции зарплата? — не удержался Марко.
— Я долго копил на нее.
Мормино провел журналиста в большой зал и влез на табуретку у барной стойки, занимавшей всю правую сторону комнаты, налив себе и приятелю по кружке пива. Марко бросил пальто в кресло и тоже взгромоздился на табуретку.
— Что хотел от тебя Кау?
— Имя моего информатора. Он сказал, что прокурор прижмет меня, если я не скажу.
— Это неправда.
— Почему?
— Он пришел к тебе домой. Подумай сам. Они не вызовут тебя в прокуратуру, ведь это сразу же попадет в прессу. Маттеуцци просто шепнул бы тебе на ушко, чего он ждет от тебя и от твоего источника. Тебе бы сдержанно намекнули, что все это не твое собачье дело. И ты бы не смог отказать.