Один из мобильных телефонов Дзуккини был зарегистрирован на его имя, а два других аппарата принадлежали «Белой (н)а(к)ции». Вечером 29 ноября с личного мобильника кто-то звонил ему домой, на виллу. Беседа длилась не более пяти минут. Неофициальная проверка с большой долей вероятности подтверждала, что звонили с холма, расположенного над шахтой, в которой было найдено тело Лукмана. Эти данные превращали Дзуккини в главного подозреваемого в убийстве.
Агати и Кау решили посетить полуразрушенный дом, где нашли пристанище трое тунисцев, после того как прокурор Маттеуцци согласился их выпустить. Карабинеры поднялись на третий этаж, держа наготове пистолеты и стараясь держаться подальше от мокрых стен. Но на пути им никто не встретился.
Агати уже пару раз навещал Касбах. Этого было вполне достаточно, чтобы при виде машины, въезжающей во двор, добрая половина жителей дома моментально испарилась. Но вот уж кому теперь не надо было бояться карабинеров, так это трем приятелям из Туниса — у этих парней был сейчас самый надежный вид на жительство: статус свидетеля, не имеющего права покидать территорию государства, в котором действует соответствующее законодательство. Кау постучал в железную дверь, покрытую цветным лаком, и подождал ответа. Последовал вопрос на арабском, и капитан громко произнес:
— Карабинеры!
Внезапно за дверью послышалась возня. Там явно передвигали стулья и хлопали дверями. Прошло немало времени, наконец, в дверном проеме возникла чья-то физиономия.
— Ахмед, открывай! — прикрикнул на него Кау.
— Сейчас, сейчас, капитан, — ответил Ахмед, медленно снимая цепочку за цепочкой.
Агати и Кау молча ждали, пока дверь отворится. Выражение лица выдавало Ахмеда, когда он пропускал вперед карабинеров.
— Проходите, пожалуйста.
— К чертям собачьим твое «пожалуйста», — прошипел Агати, — или ты не понимаешь, что играешь с огнем? Хочешь остаток дней провести в тюрьме за продажу наркотиков?
— Нет, капитан. Ахмед хитрый, Ахмед осторожный…
Повернувшись к столу, Кау увидел на нем упаковку папиросной бумаги и тетрадь в тонкой картонной обложке. Он открыл тетрадь, обратив внимание на неразрезанные листы.
— Похоже, ты уже начал этим заниматься…
— Нет, капитан, Ахмед ищет работу…
— Ну конечно… Где твои друзья?
— Куда-то ушли.
— Смотри, тебе хуже будет, — пригрозил ему Агати.
— Ахмед ничего не делал.
— Посмотрим, как будешь себя вести. Ты сказал, что утром тридцатого ноября видел у шахты молодого человека с короткими светлыми волосами, еще до того, как встретил охотников, помнишь?
— Да, помню.
— Я не верю тебе, Ахмед. Думаю, ты лжешь, но капитан решил дать тебе еще один шанс.
— Ахмед говорит правду.
— Посмотрим. Так вот, у меня с собой десять фотографий. Узнаешь ли ты среди них того мужчину с короткими волосами?
Агати положил на стол папку, которую держал в руках, и открыл ее.
— Я все сказал капитану. Такой высокий, волосы короткие-короткие и глаза недобрые.
— Да, хорошо, — перебил его Агати, — но сейчас я хочу точно знать, что за мужчину ты видел, ясно?
Бригадир поднял глаза на Кау, — тот в упор угрожающе смотрел на Ахмеда, принуждая его говорить.
— Да.
— Вот фотографии. Посмотри на них внимательно и скажи, есть ли среди них тот самый человек. Солгать не пытайся, потому что этот же вопрос я потом задам твоим друзьям.
Ахмед несколько секунд смотрел на фото, затем уверенно ткнул пальцем в третью фотографию во втором ряду.
— Он, он, это он был у шахты, — поспешно заявил тунисец.
Это была фотография Джованни Дзуккини.
— Ты уверен?
— Да, точно он.
— А где твои товарищи?
— Вечером придут.
— Ровно в восемь они должны быть у меня в кабинете. Ты хорошо понял? И если я их там не увижу, то вернусь сюда, арестую вас и на первом же пароходе отправлю в Тунис. Это все.
— Да, Ахмед все хорошо понял.
Бригадир Агати собрал фотографии и проследовал за Кау к двери. Ахмед проводил карабинеров пристальным взглядом.
Оказавшись снаружи, Агати не стал сдерживать эмоции:
— Эти подонки снова взялись за продажу наркотиков.
— Это еще мелочи, — заметил Кау.
— Что ты хочешь сказать?
— Что их свидетельства не стоят ни гроша. Если мы не найдем других доказательств в доме Дзуккини или в расположении комитета «Белой (н)а(к)ции», то не сможем выдвинуть обвинение.
— Однако попытаться стоит. Похоже, он именно тот, кого мы ищем.
— Его отец — очень влиятельный человек. К нам выстроятся целые шеренги адвокатов.
— В ту ночь он был возле шахты и оставался там до утра. Он ненавидит иммигрантов и способен на агрессивные действия. Такому ничего не стоит взять в руки нож.
— Ну что ж… Мы должны заручиться поддержкой Маттеуцци. Уверен, для экстренного случая судью найдут.
— Сегодня Рождество.
— Если нам нужно произвести обыск в доме Дзуккини, то лучше уж сделать это в рождественский вечер. Двадцать шестого декабря не выходят газеты, и мы сможем выиграть время.
Лучшего места для дислокации руководства группировки было не найти. Отсюда открывался живописный вид на город. Вилла расположилась на склоне, покрытом виноградником, и древние башни словно выныривали из волн зелени. Городские дома терялись где-то за горизонтом, а темно-зеленая полоса деревьев вдали указывала на границы города.
«Белая (н)а(к)ция» квартировала в одной из пустующих вилл отца Джованни Дзуккини. Тот убедил старика не продавать дом и, найдя подходящую офисную мебель, старые кресла и персидский ковер, обставил гостиную внизу. На втором этаже находились ванные комнаты, туалеты и спальни. В двух спальнях тоже стояла мебель. Там Дзуккини-младший проверял стойкость арийских убеждений у молодых аспиранток — участниц его неонацистской группировки.
Наиболее важные документы и манифесты, призывающие к уничтожению евреев, хранились в трех сейфах, спрятанных в подвале. Под ковром находился ход в подпол, где в ящике было сложено оружие: кинжалы, старые полуавтоматические пистолеты и штыки, добытые в результате целенаправленных и длительных поисков в магазинах, специализирующихся на продаже военного снаряжения.
Программа празднования Рождества Дзуккини-младшего была донельзя простой. В конце обеда он распрощался с мамой, папой и толпой гостей и отправился на виллу. Там молодой человек сменил рубашку и костюм на белую футболку и маскхалат и стал ждать прибытия семнадцатилетней подружки по имени Аврора, которая, несмотря на свое имя и нежный возраст, охотно демонстрировала самые низменные стороны своей натуры.