— Нет, операция была плановая, но мне придется пробыть тут еще несколько дней. Встретимся позже?
— Это очень важно.
— Хорошо, увидимся завтра утром, хоть это и рискованно. У меня кое-что есть для тебя. Ты веришь в совпадения?
— Скажи, в каком ты отделении?
— В нефрологии. Назови мою фамилию охраннику. Завтра меня переведут в другую палату. Тебе скажут, куда именно, я еще не знаю.
— С тобой лежит кто-то еще?
— Если ничего не случится, я должен быть один.
— Тогда до завтра.
— До завтра.
Больница вызвала у Мормино приступ раздражения. Переполненная, можно сказать — битком набитая, она в этот холодный туманный день ассоциировалась у него с емкостью, наполненной кусочками льда. К тому же он тут слишком многих знал: врачей, медсестер, служащих. Вон с теми сотрудниками он расследовал случаи некрофилии, затем снова встречался с ними, когда родственники умерших подали иск в суд на трех врачей по поводу врачебной ошибки. Те трое были уволены с работы.
Мормино рассчитывал затеряться в утренней сутолоке и проскочить незамеченным. Приподняв воротник пальто и следуя за указателями, он направился к отделению нефрологии. Войдя через главный вход, полицейский обнаружил, что у стойки охраны толпится народ. Мормино отошел в сторону, пережидая, пока толпа схлынет. Наконец последний посетитель был направлен в нужное ему отделение, и полицейский спросил у администратора, где находится Марко Камби, уточнив, что сегодня утром его должны были перевести в другую палату. Охранник посмотрел в компьютер.
— Да, его сегодня уже перевели из реанимации. Второй этаж, мужское отделение направо, палата четырнадцать.
Мормино смутился. Он подумал, что слишком увлекся расследованием и забыл обо всем на свете. Можно ли Марко разговаривать? Когда Паоло позвонил приятелю по телефону и назначил встречу, он не догадывался, что тот находится в реанимации, и сейчас это известие его ошеломило.
Паоло только хотел все узнать о фотографии. Возможно, это поможет ему найти убийцу и закрыть дело, застопорившееся со смертью Дзуккини.
Мормино, постучавшись, вошел в палату. Марко показался ему подавленным. Паоло не догадывался, что разочарованное выражение на лице Марко вызвано отсутствием Клаудии, которая еще не появлялась здесь, видимо целиком погрузившись в заботы о муже. Мормино счел необходимым извиниться.
— Привет, как ты? Если не можешь говорить, я пойду…
— Подожди, — остановил его Марко. — Я рад тебя видеть. После самоубийства Дзуккини мы даже не перезванивались.
— Я знаю, но меня завалили работой.
— Да ладно, я прекрасно все понимаю. Присаживайся.
Марко показал рукой на место у своей кровати.
— Что с тобой случилось? — спросил Мормино.
— У меня вырезали почку.
— Зачем?
— Она была нужна моему брату. — Голос Марко выдал его волнение.
Мормино замер с открытым ртом. Они не были настолько близкими друзьями, чтобы Марко стал рассказывать ему о подобных вещах. Да и теперь он сделал это только потому, что Мормино застал его в минуту слабости. Голос журналиста заставил Паоло встряхнуться.
— Докладывай, с чем пожаловал? Какие новости?
— Сколько времени ты уже находишься в изоляции и не читаешь газет?
— Два дня. Но это небольшая жертва. Я не слишком-то стремлюсь выйти отсюда.
— А я думал, тебе нравится твоя работа.
— Они вышвырнули меня вон. Я был настолько глуп, что попался на их удочку.
— Что произошло?
— Главный редактор снял меня с должности репортера и отправил в отдел региональных новостей, иными словами, меня снова пригвоздили к письменному столу.
— Чем же ты вызвал их недовольство?
— Предполагаю, что мое место стало наградой нужному им человеку за проявленную покладистость. Став репортером, я вышел из редакционного комитета. Через месяц после снятия меня с должности ее отдали Анджело Гоцци, подписавшему с ними удобное для них соглашение.
— Отличная история. Внушает оптимизм.
— Но ты же здесь не для того, чтобы выслушивать мои жалобы.
Мормино слегка покраснел. Он добивается помощи от человека, который, оказывается, чтобы помочь брату, только что перенес тяжелую операцию и не хочет больше слышать о расследованиях и убийствах.
— Они убили Заркафа. Двумя выстрелами в грудь. Вчера утром его тело нашли на заброшенной фабрике позади железнодорожной станции. Убийство явно заказное.
— Эта фабрика со всех сторон окружена кирпичной стеной? А внутри, за стеной, тянутся бараки?
— Да, ты знаешь это место?
— Любопытно. У меня была там с Заркафом встреча. Перед Рождеством. Честно говоря, ужасное место.
— Тебе угрожали?
— Нет, но мы разговаривали в одном из строений практически в темноте. Когда фабрика еще работала, там, возможно, была проходная.
— Тело обнаружили именно там.
— Наш разговор был корректным, но угроза в нем все же прозвучала. Он дал мне понять, что моя жизнь в его руках. Как будто он там господин и повелитель. Вернувшись домой, я записал наш разговор, слово в слово. По крайней мере все, что запомнил. Блокнот сейчас при мне. Я не знаю, зачем я взял его с собой в больницу. Не думал, что это дело снова откроют.
— Нет. Они завели новое дело.
— И кто же его убил?
Мормино пожал плечами:
— Уж точно не я.
— Боитесь, что все начнется снова?
— Стычки на улицах? Не думаю. Ситуация изменилась. Араба убил неонацист, а затем погиб сам.
— Но ты в это не веришь?
— Я чувствую, что между двумя убийствами есть какая-то связь, но пока не пойму какая. Быть может, тут поможет твоя фотография.
— Но тебе не удалось ничего извлечь из нее.
— С тех пор прошло три месяца, — уклончиво ответил Мормино.
— И ты выяснил что-то новое?
— Мне удалось провести кое-какие параллели. Конечно, это всего лишь гипотеза, но вполне достоверная.
— И кто же эти наши наркоманы на фото?
— Лукман и Дзуккини.
Марко задумался. Лукман и Дзуккини. Да, в декабре двухтысячного года это стало бы сенсацией. Только с тех пор прошел почти целый век, и кончается март две тысячи первого года. Теперь ему уже не до страшных историй, все это без толку.
— Лукман и Дзуккини, — эхом повторил он в пустоту.
— Да. Я уверен, что Лукмана убил Дзуккини, но не могу понять, кто же расправился с Заркафом.
— Быть может, никакой связи тут нет?