В его распоряжении имелась куда лучшая фотография, чем опубликованные в прессе, хотя и не столь свежая, как та, что досталась Мстителю от матери, потерявшей единственного сына. Ее сделали в Белграде пятью годами раньше фотоаппаратом с длиннофокусным объективом по приказу тамошнего резидента ЦРУ, когда Зилич находился на первых ролях при дворе Милошевича.
Фотограф поймал Зилича в тот момент, когда он выходил из автомобиля. Зоран смотрел прямо в объектив, находящийся от него на расстоянии четверти мили, само собой не подозревая, что его фотографируют. Легат ФБР получил фотографию от своего коллеги из ЦРУ, так что ею располагали оба ведомства.
В не столь уж далекие времена ЦРУ действовало исключительно за рубежом, а ФБР – внутри страны. Но в непрерывной борьбе со шпионажем, терроризмом и преступностью ФБР не оставалось ничего другого, как активно сотрудничать с правоохранительными органами других стран, особенно союзников, а потому представители Бюро появились во многих посольствах.
Их и называли легатами, и они, как все сотрудники посольства, пользовались дипломатическим иммунитетом, хотя и не имели должности прикрытия, как резиденты ЦРУ. Каждый из легатов получил фотографию Зилича с указанием заместителя директора ФБР Флеминга вывесить ее на самом видном месте, в надежде, что им повезет и кто-то узнает бандита. Им повезло. Зилича узнал инспектор бин-Заяд.
Инспектор Муса бин-Заяд, если б его спросили, тоже сказал бы, что он – хороший человек. Он верно служил своему эмиру, дубайскому шейху Мактуму, не брал взяток, молился Аллаху и платил налоги. А если и передавал полезную информацию своему другу из американского посольства, так всего лишь сотрудничал с представителем союзника своей страны, и ничего больше.
Именно по этой причине он сидел в удобном кресле в прохладе вестибюля посольства и дожидался (на улице-то стояла июльская жара), пока его друг спустится из своего кабинета и они поедут на ленч. Взгляд инспектора упал на доску объявлений.
Он поднялся, подошел к ней. Его внимание привлекли не сообщения о текущих событиях и приглашения в клубы и на какие-то мероприятия, а фотография с подписью: «Вы видели этого человека?»
– Ну, ты видел? – раздался за спиной бин-Заяда веселый голос, и рука Билла Брантона, легального представителя ФБР, который оплачивал и информацию, и ленчи, легла ему на плечо. Они обменялись крепким рукопожатием.
– Да, – ответил офицер специального отдела полиции. – Две недели тому назад.
Веселость Брантона как ветром сдуло. Вместе с желанием сесть за руль и поехать в рыбный ресторан в Джумерии.
– Давай-ка поднимемся в мой кабинет, – предложил он.
– Ты помнишь, где и когда? – спросил легат, едва за ними закрылась дверь.
– Разумеется. Прошло полмесяца, не больше. Я ездил в гости к своим родственникам в Рас-эль-Хайму. Находился на шоссе Фейсала. Ты знаешь, о чем я? Дорога вдоль побережья, между Старым городом и Заливом.
Брантон кивнул.
– Так вот, какой-то грузовик пытался заехать задним ходом в узкие ворота стройплощадки и перегородил проезжую часть. Мне пришлось остановиться. Слева находилось кафе. За столиком сидели три человека. Среди них и он, – инспектор указал на фотографию, которая теперь лежала на столе легата.
– Ты уверен?
– Абсолютно. Он.
– И с ним были еще двое?
– Да.
– Ты их знаешь?
– Одного по фамилии. Другого просто видел. Фамилия – Бут.
Билл Брантон присвистнул. Владимира Бута хорошо знали в разведывательных ведомствах как Запада, так и Востока. Бывший майор КГБ давно уже превратился в одного из крупнейших игроков на черном рынке оружия, выдвинулся в первый ряд торговцев смертью.
Тот факт, что по происхождению он был не русским, а полукровкой-таджиком из Душанбе, уже говорил о его незаурядных способностях. Больших расистов, чем русские, на этой планете не существует. В СССР выходцев из национальных республик называли «черными», и прозвище это не следовало полагать комплиментом. Только белорусы и украинцы не подпадали под эту категорию [40] и могли продвигаться по службе наравне с этническими русскими. И если наполовину таджик окончил факультет военных переводчиков, кузницу кадров КГБ, а потом сумел дослужиться до майора, это прямо указывало, что Владимир Бут – уникум.
Он служил в Навигационно-транспортном управлении Министерства авиации, которое занималось поставками оружия партизанам и режимам стран Третьего мира, борющимся с Западом. Знание португальского языка пригодилось ему во время гражданской войны в Анголе. За время службы он приобрел немало хороших знакомых, которые занимали важные посты в Министерстве авиации.
После развала СССР в 1991 году на его территории на несколько лет воцарился хаос. Военные склады оказались в ведении командиров частей и соединений, и эти люди продавали технику и оружие практически за бесценок. Бут за гроши купил шестнадцать самолетов «Ил-76», принадлежавших управлению, в котором служил, и начал заниматься грузовыми и пассажирскими перевозками.
В 1992 году он вернулся на родной юг. Началась гражданская война в Афганистане, который граничил с Таджикистаном, где он родился, и одним из главных действующих лиц конфликта стал таджик, генерал Дустум. Генералу требовался только один вид грузов: оружие. Бут выполнял его пожелания.
В 1993 году он появился в Остенде, Бельгия, откуда перебросил мостик в Африку через бывшую бельгийскую колонию Конго, где война шла уже многие десятилетия. Источником поставок оставались неисчислимые запасы оружия, изготовленного и хранящегося на складах на территории бывшего СССР. Среди прочего он начал поставлять оружие в Руанду и Бурунди.
Бельгийцам это очень не понравилось, и Владимира Бута попросили из Остенде. В 1995 году он объявился в Южной Африке, стал продавать оружие и ангольским партизанам УНИТА, и их противникам, правящей партии МПЛА. Но Нельсона Манделу избрали президентом Южной Африки, и Буту пришлось в спешке бежать.
В 1998 году он прибыл в ОАЭ и обосновался в Шардже. Англичане и американцы представили эмиру подробное досье на Владимира Бута, и за три недели до того, как Билл Брантон и инспектор Заяд сидели в кабинете легата, Бута вышибли из Шарджи.
Но он расположился неподалеку, в каких-то десяти милях, в Аджмане, арендовав под офис несколько комнат в только что построенном Торгово-промышленном центре. С населением в сорок тысяч человек, при отсутствии нефти и минимальном промышленном потенциале, эмир Аджмана не мог позволить себе такую же принципиальность, как эмир Шарджи.
Но для Билла Брантона наибольший интерес представлял Зилич, а не русский торговец оружием. Он не знал, зачем его шефу, Колину Флемингу, понадобился сербский бандит, но не сомневался, что информация о Зиличе принесет ему неплохие дивиденды в Гувер-Билдинг.