– Ты просто не знаешь, как сейчас важен для нас этот серб. Не знаешь, как дорого время. Его нужно убедить, что угроза отведена, что он в полной безопасности, иначе он не сделает того, что мне от него нужно.
– И ты по-прежнему не можешь сказать мне ни слова?
– Извини, Кевин. Пока не могу.
Его заместитель пожал плечами, недовольно, но смиряясь с неизбежным.
– Ладно, это будет на твоей совести, не на моей.
«А вот это как раз проблема», – подумал Пол Деверо, вновь оставшись в кабинете один, глядя на густую зелень листвы, отделявшую его от Потомака. Сможет он примирить свою совесть с тем, что он делает? Должен. Меньшее зло, большее благо.
Неизвестного ему мужчину с фальшивым паспортом ждала нелегкая, долгая смерть. Но он сам решил пуститься вплавь в эти опасные воды, его же никто не заставлял.
В тот день, 18 августа, Соединенные Штаты изнемогали от жары, половина населения искала спасения в морях, реках, озерах и горах. А на северном побережье Южной Америки стопроцентная влажность покрывающих сушу джунглей добавляла еще с десяток градусов к сотне, [51] обусловленных солнцем.
В доках Парбо, десятью милями выше от устья темно-коричневой реки Суринам, жара, словно толстое одеяло, накрыла склады и пристани. Дворняги, тяжело дыша, лежали в густой тени, с нетерпением дожидаясь захода солнца. Люди сидели под медленно вращающимися вентиляторами, которые едва шевелили тяжелый, влажный, горячий воздух.
Глупые пили газированные напитки, лимонады и колы, которые только усиливали жажду и обезвоживание организма. Более опытные – горячий сладкий чай. Вроде бы безумие, но еще двести лет тому назад строившие империю англичане обнаружили, что нет лучшего средства для восстановления водного баланса организма.
«Звезда Тобаго», сухогруз водоизмещением полторы тысячи тонн, медленно скользил вверх по реке, пришвартовался к указанной пристани и застыл в ожидании ночи. С наступлением темноты привезенные грузы перекочевали из трюма на склад, в том числе и ящик, получателем которого значился американский дипломат Рональд Проктор. Этот ящик отправился в часть склада, отгороженную сетчатым забором.
Пол Деверо долгие годы изучал терроризм в целом и террористов – выходцев из арабского и мусульманского мира в частности.
Он давно уже пришел к выводу, что главенствующий на Западе тезис, будто терроризм – порождение нищеты и лишений, не более чем удобное и политически корректное заблуждение.
Начиная от анархистов в царской России и Ирландской республиканской армии 1916 года до группы Баадера-Мейнхоф в Германии, ККК в Бельгии, Action Directe, [52] Красных бригад в Италии, «Фракции Красной армии» тоже в Германии, «Ренко Секкегун» в Японии, «Светлого пути» в Перу, современной ИРА и ЕТА в Испании, идея террора вызревала в головах людей, выросших в достатке, хорошо образованных представителей среднего класса, которых отличало непомерное тщеславие и стремление всячески потакать своим желаниям.
Изучив их всех, Деверо пришел к окончательному выводу, что вышесказанное присуще всем лидерам террористов, самозваным вождям трудящихся. И не только в Западной Европе, Южной Америке или Юго-Восточной Азии, но и на Ближнем Востоке. Имад Мугнийя, Джордж Хабаш, Абу Авас, Абу Нидаль и все другие Абу никогда не ложились спать на голодный желудок. И в большинстве своем получили высшее образование.
По теории Деверо, те, кто приказывал другим закладывать бомбы в столовых, а потом наслаждались кадрами телерепортажей с места события, имели одну общую черту. Невероятно сильную способность ненавидеть. Заложенную на генетическом уровне. Первой появлялась ненависть. И рано или поздно находилась цель.
Мотив всегда был вторичен по отношению к способности ненавидеть. Независимо от того, шла ли речь о большевистской революции, национальном освобождении или тысячах других вариаций, от слияния государств до отделения провинции от государства. Это мог быть и антикапиталистический угар, и религиозная экзальтация.
Но ненависть всегда шла первой, следом появлялась идея, далее цель, потом методы ее достижения и, наконец, самооправдание. А ленинские «полезные дурачки» всегда это проглатывали.
Деверо не сомневался, что и лидеры «Аль-Каиды» не выбиваются из общей тенденции. Ее основателями были миллионер, владелец строительной компании из Саудовской Аравии, и дипломированный врач из Каира. Не имело значения, отталкивалась ли их ненависть к американцам и евреям от мирских или религиозных соображений. Главное состояло в том, что задобрить или удовлетворить их могло только одно: полное уничтожение Америки и Израиля.
Никого из них, по глубокому убеждению Деверо, нисколько не волновала судьба палестинцев. В них главари «Аль-Каиды» видели лишь исполнителей своих планов. Они ненавидели его страну не за что-то конкретное, а за само ее существование.
Он вспомнил старого разведчика-англичанина, с которым сидел за столиком у окна, глядя на проходивших мимо демонстрантов. Помимо обычных седоволосых английских социалистов, которые продолжали скорбеть о смерти Ленина, в колоннах шли английские юноши и девушки, которым еще только предстояло обзавестись собственностью, выплачивать взносы за приобретенный в кредит дом и голосовать за консерваторов, а также студенты из стран Третьего мира.
– Они никогда не простят вас, дорогой мальчик, – молвил старик. – Не ожидай этого, и тогда не будешь разочарован. Твоя страна для них – постоянный упрек. Она богата, а они бедны, сильна, а они слабы, энергична, а они ленивы, стремится к новому, а они цепляются за старое, находит возможности там, где они разводят руками, действует, а они сидят и ждут, никогда не останавливается на достигнутом, а они готовы довольствоваться малым. Достаточно одному демагогу подняться и крикнуть: «Все, что есть у американцев, они украли у вас!» – и они ему поверят. Как шекспировский Калибан, их фанатики смотрят в зеркало, и от увиденного их распирает ярость. Эта ярость становится ненавистью, а для ненависти нужна цель. Трудящиеся Третьего мира не испытывают к вам ненависти; вас ненавидят псевдоинтеллектуалы. Для них простить вас все равно что подписать приговор себе. Пока их ненависти недоставало оружия. Но придет день, когда оружие попадет им в руки. Вот тогда вам придется или вступить в бой, или умереть. И гибнуть будут не десятки – десятки тысяч.
Тридцать последующих лет наглядно подтвердили Деверо правоту старого англичанина. После Сомали, Кении, Танзании, Адена его страна втянулась в новую войну и не знала этого. Трагедия усугублялась тем, что общественность тоже проспала начало новой войны.
Иезуит попросился на передовую, и ему такую возможность предоставили. Теперь он мог схватиться с врагом. И его ответом стал проект «Сапсан». Он не собирался вести переговоры с УБЛ, не собирался реагировать на следующий удар. Он стремился к другому: уничтожить врага своей страны до того, как этот удар будет нанесен. По аналогии с дилеммой, предложенной отцом Ксавьером, намеревался ударить копьем до того, как противник сможет подобраться достаточно близко, чтобы пустить в ход нож. Оставалось только получить ответ на вопрос: где? Не общий ответ «где-то в Афганистане», а предельно конкретный, с территориальной привязкой, квадратом десять на десять ярдов, и временной, с точностью до тридцати минут.