Джефферсон зарегистрировался, причём этим занимался лично управляющий — высокий и любезный швед. Его паспорт остался у администратора, списанные с него данные следовало передать в ОВИР. Перед отъездом из Лондона Джефферсон поручил своему секретарю сообщить в «Националь» о том, кто он и какая он важная персона.
В своём номере Джефферсон набрал номер телефона, который передал ему Борис Кузнецов при их обмене факсами.
— Добро пожаловать в Москву, мистер Джефферсон, — сказал Кузнецов на безупречном английском с лёгким американским акцентом. — Мистер Комаров ждёт встречи с вами.
Это было неправдой, но Джефферсон, во всяком случае, этому поверил. Встреча была назначена на следующий вечер на семь часов, потому что Комарова не будет в городе весь день. За Джефферсоном к «Националю» пришлют машину с шофёром.
Довольный Джефферсон пообедал в одиночестве и лёг спать.
На следующее утро после завтрака, состоявшего из яичницы с беконом, Марк Джефферсон решил осуществить то, что считал неотъемлемым правилом англичанина в любой части света, а именно прогуляться.
— Прогуляться? — с сомнением переспросил управляющий, вопросительно нахмурив брови. — Где вы хотите прогуляться?
— Где-нибудь. Подышать воздухом. Размять ноги. Возможно, пойти в Кремль и осмотреть его.
— Мы можем предоставить наш лимузин, — предложил управляющий. — Так будет намного удобнее. И безопаснее.
Джефферсон этого не хотел. Он хотел прогуляться, и он прогуляется. Управляющему лишь удалось уговорить его оставить часы и всю иностранную валюту в отеле, а взять с собой только пачку банкнот для нищих. Этого хватит, чтобы удовлетворить неимущих, но недостаточно, чтобы спровоцировать ограбление. Если повезёт.
Британский журналист, сделавший карьеру в столичной прессе, никогда не посещал «горячих точек» планеты в качестве иностранного корреспондента. Вернулся он через два часа. Вид у него был несколько растерянный.
Он дважды приезжал в Москву — один раз при коммунистах и через восемь лет во второй раз, когда к власти только что пришёл Ельцин. Каждый раз его впечатления ограничивались поездкой на такси от аэропорта до одного из лучших отелей и общением в британских дипломатических кругах. Он всегда считал Москву скучным и грязным городом, но совершенно не был готов к тому, с чем столкнулся в это утро.
Внешний вид настолько выдавал в нём иностранца, что уже на набережной и около Александровского сада его окружили бездомные, которых, казалось, тут было пруд пруди. Два раза ему почудилось, что за ним следуют банды молодёжи. Единственными машинами, проезжавшими мимо, были военные и милицейские или лимузины богатых и привилегированных. Ничего, думал он, теперь у него есть несколько серьёзных вопросов, которые он задаст сегодня вечером мистеру Комарову.
Зайдя в бар выпить перед ленчем — Джефферсон решил не выходить из отеля, пока мистер Комаров не пришлёт за ним, — он оказался там в одиночестве, если не считать усталого и равнодушного ко всему канадского бизнесмена. Как обычно случается в баре, у них завязался разговор.
— Вы давно в Москве? — спросил человек из Торонто.
— Вчера приехал, — ответил Джефферсон.
— Надолго?
— Завтра обратно в Лондон.
— Э, счастливчик. Я здесь три недели пытаюсь заняться бизнесом. И могу вас заверить, это странное место.
— Безуспешно?
— О нет, конечно, у меня есть контракты. Офис. И у меня есть партнёры. Знаете, что случилось? — Канадец придвинулся к Джефферсону и объяснил: — Я приехал сюда со всеми рекомендациями по лесному бизнесу, которые мне нужны или я думал, что нужны. Я арендовал офис в высотном здании. Через два дня в дверь постучали. Входит парень, чистенький, аккуратный, в костюме с галстуком. «Доброе утро, мистер Уайэт, — говорит он. — Я ваш новый партнёр».
— Вы знали его? — спросил Джефферсон.
— Да никогда в жизни. Он представитель местной мафии. И это — сделка. Он и его люди берут пятьдесят процентов со всего. За это они покупают или подделывают любое разрешение, ассигнование, бланк или листок бумаги, если мне надо. Они по телефону все уладят с бюрократией, обеспечат доставку в срок, и никаких споров с рабочими. За пятьдесят процентов.
— Вы велели ему убираться вон? — предположил Джефферсон.
— И не подумал. Я быстро выучился. Это называется «крыша». Что означает «защита», «охрана». Без «крыши» вы пропадёте, и быстро. В основном потому, что, если вы им откажете, вы лишитесь ног. Вам их оторвут.
Джефферсон с недоверием уставился на него.
— Боже милосердный, я слышал, что преступность здесь велика! Но не настолько же?…
— Говорю вам, вы такого и представить не можете.
Одним из феноменов, изумлявших западных наблюдателей после падения коммунизма, явилось молниеносное появление русского криминального подполья, называемого, за неимением подходящего слова, «мафией». Даже русские стали употреблять слово «мафия». Некоторые иностранцы считали, что это новое явление, родившееся только после падения коммунизма. Это чепуха.
Огромный криминальный мир существовал в России в течение веков. В отличие от сицилийской мафии в нём не было единой иерархии и он никогда не экспортировался в другие страны. Но он существовал, огромное расползшееся по стране братство с местными главарями, главарями банд и людьми, преданными своей банде до самой смерти и украшенными соответствующей татуировкой, подтверждающей это.
Сталин пытался уничтожить криминальный мир, отправляя его представителей в лагеря десятками тысяч. Но единственным результатом стало то, что зеки фактически управляли лагерями при молчаливом согласии охранников, которые дорожили спокойной жизнью и не хотели подвергать свои семьи преследованию. Во многих случаях «воры в законе», те, что в мафии называются «донами», руководили своими предприятиями за пределами лагеря из своих лагерных бараков.
По иронии судьбы коммунизм, вероятно, развалился бы и без «холодной войны» ещё десять лет назад, если бы не преступный мир. Даже партийные боссы заключали с ним тайные пакты.
Причина была проста. В СССР только его деятельность велась с какой-то долей эффективности. Директор завода, производящего жизненно важную продукцию, мог обнаружить, что его основное оборудование — станки — встало из-за поломки единственного клапана. Если бы он пошёл по бюрократическому пути, ему пришлось бы ждать своего клапана от шести до двенадцати месяцев, а его завод всё это время стоял бы.
Или он мог перемолвиться словечком со своим зятем, знающим человека со связями. Клапан появился бы на той же неделе. Через некоторое время директор завода закроет глаза на исчезновение у себя партии стального листа, которая окажется на другом заводе. Затем оба директора состряпают отчёты, которые покажут, что они выполнили свои «нормы».
В любом обществе, где сочетание склеротичного бюрократизма с грубой некомпетентностью не даёт винтикам и колёсикам крутиться, единственным смазочным материалом является «чёрный рынок». СССР всю свою жизнь двигался на этой смазке и последние десять лет полностью зависел от неё.