— По старинной поговорке — «везде мои шпионы».
— Тогда я рад, что мало что изменилось после моего ухода, — сказал Ирвин. — Ну ладно, предположим, я встречаюсь с некоторыми людьми в Америке. И что из того?
— Предоставляю решить вам. Если вы посчитаете, что документы следует выбросить, — сожгите их, пожалуйста, дотла. Если вы сочтёте нужным переправить их через Атлантику — действуйте.
— Боже мой, как интригующе!
Кумс вынул из портфеля запечатанный конверт и протянул его Ирвину. Тот положил его в свой, рядом с покупками, сделанными у «Джона Люиса», — несколькими кусками канвы для леди Ирвин, которая любила вышивать зимними вечерами.
В холле они попрощались, и сэр Найджел взял такси до вокзала, чтобы успеть на поезд в Дороет.
Лэнгли, сентябрь 1989 года
Когда Олдрич Эймс вернулся в Вашингтон, из девяти лет его шпионажа на КГБ оставалось, как это ни было удивительно, ещё четыре с половиной года. Купаясь в деньгах, он начал новую жизнь с покупки дома за полмиллиона долларов наличными и с появления на парковке в новеньком «ягуаре». И все это при зарплате пятьдесят тысяч долларов в год. Однако никто не усмотрел в этом ничего странного.
Эймс благодаря тому, что работал в Римской миссии по советской тематике, и вопреки тому, что Рим входил в компетенцию отдела Западной Европы, оставался сотрудником ключевого отдела СВ. С точки зрения КГБ было очень важно, чтобы он оставался там, где имел доступ к файлам 301 и смог бы заглянуть в них ещё раз. Но здесь он столкнулся с большими трудностями. Милтон Беарден тоже только что вернулся в Лэнгли из Афганистана, где руководил тайной деятельностью против Советов. Первое, что он попытался сделать как вновь назначенный начальник отдела СВ, — это избавиться от Эймса. Однако в этом, как и другие раньше его, он потерпел поражение.
Кен Малгрю, бюрократ до мозга костей, высидел должность, позволявшую ему решать кадровые вопросы. На этом посту он имел огромное влияние на перемещения и назначения. Они с Эймсом возобновили свои дружеские попойки, причём Эймс мог себе позволить самые дорогие вина. И именно Малгрю явился причиной недовольства Беардена, когда оставил Эймса в отделе СВ.
Тем временем ЦРУ компьютеризировало огромное количество секретных документов, доверив свои сокровенные тайны самому ненадёжному инструменту, когда-либо изобретённому человеком. В Риме Эймс поставил перед собой задачу освоить компьютер. Всё, что ему теперь требовалось, — это коды доступа, чтобы войти в файлы 301, не вставая из-за своего стола. Больше не нужны будут пластиковые мешки, набитые документами. Больше от него не потребуется брать самые секретные файлы и расписываться за них.
Первой щелью, в которую Малгрю удалось засунуть своего приятеля, была должность европейского шефа группы советского отдела по внешним операциям. Но отдел внешних операций ведал только теми советскими агентами, которые находились за пределами СССР или советского блока. В число этих агентов не входили «Лайсандер», спартанский воин, руководящий в Восточном Берлине управлением "К" в составе КГБ; «Орион», охотник, из Министерства обороны в Москве; «Делфи», оракул, в самых верхах Министерства иностранных дел, и четвёртый, тот, кто хотел улететь за океан и под кодовым именем «Пегас» сидел в закрытом научном центре между Москвой и Уралом. Когда Эймс, пользуясь своим положением, торопливо проверял Джейсона Монка, который теперь был выше рангом — Джи-эс-15, в то время как Эймс застрял на Джи-эс-14, он ничего не обнаружил. Но отсутствие информации по Монку в отделе внешних операций говорило только об одном: агенты Монка находились внутри СССР. Скаттлбат и Малгрю рассказали ему остальное.
В управлении говорили, что Джейсон Монк — самый лучший, последняя надежда отдела, разгромленного предыдущим предательством Эймса. Говорили также, что он одиночка, индивидуалист, работающий по-своему, рискующий по-своему, и его давно бы выжили, если бы не одно обстоятельство: он добивался результатов в организации, которая неуклонно становилась всё меньше и меньше.
Как любого бумажного карьериста, Малгрю возмущал Монк. Возмущал своей независимостью, отказом заполнять формы в трёх экземплярах, а больше всего своим явным иммунитетом на жалобы людей, подобных Малгрю. Эймс воспользовался его возмущением. Из них двоих у Эймса голова оказалась крепче. Под винными парами он сохранял способность соображать, в то время как Малгрю становился хвастливым и распускал язык.
Как-то поздно вечером в сентябре 1989 года, когда разговор снова коснулся Монка, Малгрю выболтал, что слышал об агенте Монка, который был важной «шишкой». Говорили, что Монк завербовал его пару лет назад в Аргентине.
Он не узнал ни имени, ни кодовой клички. Но КГБ сможет выяснить всё остальное. «Шишка» указывала на человека в ранге второго секретаря или выше. «Пару лет» определили в период от полутора лет до трёх. Проверка назначений Министерства иностранных дел СССР в посольство в Буэнос-Айресе дала список из восемнадцати человек. Подсказка Эймса, что этот человек больше за границу не назначался, сократила список до двенадцати.
В отличие от ЦРУ контрразведка КГБ не отличалась щепетильностью. Она начала приглядываться к неожиданному появлению денег, повышению уровня жизни, даже покупке маленькой квартирки…
* * *
День был прекрасный, этот первый день сентября, с Ла-Манша дул лёгкий ветерок, и ничто не разделяло утёсы и далёкий берег Нормандии, кроме подгоняемых ветром барашков волн.
Сэр Найджел шагал по тропе, проложенной между утёсов от вершины Дэрлстон-Хед до Сент-Элбан-Хед, и упивался пахнувшим солью воздухом. Это была его любимая прогулка в течение многих лет, и она действовала на него после прокуренных залов заседаний или ночной работы с секретными документами как тонизирующее средство. Он считал, что она проясняет голову, помогает сосредоточиться, отогнать все ненужное и умышленно ложное, выявить самую сущность проблемы.
Он провёл ночь над двумя документами, которые ему дал Генри Кумс, и был потрясён тем, что прочитал. Детективная работа, проделанная после того, как бродяга бросил что-то в машину Селии Стоун, заслужила его одобрение. Именно так он бы проделал её сам.
Он плохо помнил Джока Макдоналда, молодого стажёра, бегавшего с поручениями по Сенчури-Хаус. Очевидно, он много поработал. И Куме поддерживал заключение: «Чёрный манифест» — не фальшивка, не шутка.
Его мысли обратились к самому манифесту. Если этот русский демагог действительно собирается выполнять свою программу, случится нечто ужасное, подобное тому, о чём он помнил с юности.
В 1943 году, когда ему исполнилось восемнадцать лет, его наконец взяли в британскую армию и отправили в Италию. Раненного в большом наступлении при Монте-Касино, его поместили в госпиталь в Англии, а после выздоровления, несмотря на просьбы вернуться в действующую армию, направили в военную разведку.
Лейтенантом, которому только что исполнилосьдвадцать, он вместе с Восьмой армией перешёл Рейн и увидел то, чего никому лучше бы не видеть никогда. Потрясённый пехотный майор попросил Ирвина прийти и посмотреть, что на своём пути обнаружили его солдаты. То, что он увидел в концентрационном лагере Берген-Белзен, было кошмаром, который преследовал не только его, но и людей постарше всю жизнь.