Опять этот оценивающий взгляд.
— Значит, вы Гарри Блейк…
— Да.
— Меня зовут Дебби. Чем вы занимаетесь?
— Я антиквар. Собираю главным образом старые географические карты и рукописи.
— Скучновато…
— При наличии воображения — ничуть. А как насчет вас? — спросил я. — Интересуетесь чем-нибудь?
— Главным образом ночными клубами и лошадьми. — Она шаловливо улыбнулась. — А также симпатичными парнями.
Тут вошел ее папаша в старом свитере и мешковатых брюках.
— Это дело тебя не касается, Деб. Когда будешь выходить, закрой дверь.
Она швырнула кошку на пол и бросилась вон из комнаты, так и пылая негодованием юности.
Сэр Тоби жестом пригласил меня к столу, стоявшему у большого эркерного окна. Под окном раскинулась лужайка, а дальше начинались деревья. В их тени я заметил худощавого человека в высоких сапогах, с черным Лабрадором и винтовкой.
— Понятия не имел, что у меня есть родня на Ямайке…
Он помолчал, словно ожидая какого-то отклика.
Я кивнул. Фыркнув, он продолжил:
— Некто по имени Уинстон Синклер. По-видимому, я его ближайший родственник. На момент смерти у него ничего не было.
Теббит будто стыдился признаться в этом.
— Вы хотите, чтобы я глянул на эти бумаги?
— Вы и в самом деле покупаете и продаете старинные документы?
Под окном стоял деревянный ящик размером с коробку из-под печенья. Сэр Тоби водрузил его на стол.
Сбоку я увидел трафаретную надпись: «Кофе Силвер-Хиллз. 20 кг». Пошуршав упаковочной бумагой, Теббит извлек и протянул мне кипу листов (формата кварто) дюйма в три толщиной.
— Ничего в них не понял. А вы что скажете? Это ведь какая-то рукопись, верно?
Бумага хорошо сохранилась, хотя старые чернила приобрели коричневатый оттенок, а углы, как говорят антиквары, «пошли лисьими пятнами». Первая страница была отведена названию, написанному неуверенной, почти детской рукой и расползающемуся в разные стороны: «О МОЕМ ПУТЕШЕСТВИИ К БЕРЕГАМ АМЕРИКИ И МЕКСИКАНСКИМ ОСТРОВАМ, ГДЕ МНЕ СУЖДЕНО БЫЛО ОБНАРУЖИТЬ ОСТРОВА ЯМАЙКУ И КУБУ». Под заглавием значилось имя автора: «ДЖЕЙМС ОГИЛВИ». Мне это имя ничего не говорило. Я смог разучить на бумаге печать в виде короны, включенной в несколько овалов. Между овалами было написано: «АРХИВ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА». Возраст манускрипта я оценил лет в четыреста. Однако я не понял ни слова: похоже, автор пользовался некой скорописью.
— Это больше похоже на путевой дневник, — сказал я. — Расшифровка займет некоторое время.
— Сколько?
— Возможно, несколько дней.
— Сегодня вечером я уеду в Лондон и пробуду там до воскресенья.
— Отлично. Мы отложим это до вашего возвращения.
Сэр Тоби замешкался.
— По правде говоря, я очень хочу избавиться от рукописи. Почему бы вам не взять дневник с собой? Сообщите мне свое мнение, когда я вернусь.
— Не уверен, что готов принять на себя такую ответственность. Вдруг у меня случится пожар? Или меня ограбят?
Еще одна задержка. Сэр Тоби взвешивал «за» и «против». Потом сказал:
— Этот риск я беру на себя. Тут есть одно обстоятельство… — Он понизил голос, хотя мы были в кабинете одни. — Конфиденциальность. Из соображений, о которых вам нечего беспокоиться, я не хочу иметь к этому дневнику никакого отношения.
— Я буду хранить его в своей квартире. Я живу один, и никто, кроме меня, не будет об этом знать. Сэр Тоби, вы все рассказали мне об этом документе? — попробовал я застичь баронета врасплох.
— Конечно! Что за странный вопрос!
Саркастический смешок.
— Тот ямайский юрист, кто он?
Сэр Тоби недовольно поджал губы.
— Какое, скажите на милость, вам дело?
— Если что-либо в документе представляет исторический интерес, то мне, возможно, захочется уточнить его происхождение.
Сэр Тоби замер.
— Не надо. Ограничьтесь расшифровкой. Я жду от вас перевод, оценку и счет за услуги.
Я взял бандероль.
— Перезвоню вам после выходных.
Сэр Тоби отрывисто кивнул и развернулся к книжным полкам. Когда я выходил из кабинета, он сделал вид, что читает.
О капот моей машины, словно модель из авто-шоу, оперлась «роковая женщина» Дебби.
— Люди иногда находят папу излишне резким, — сказала она.
— Мне так не показалось, — соврал я. — Возможно, на следующей неделе я заеду опять.
Дебби скатилась с капота и заглянула в окно машины.
— А как вы относитесь к верховой езде? — спросила она, широко распахнув глаза.
Я искоса глянул на нее и резко взял с места. Слева от меня, в роще, раздавалась беспорядочная стрельба.
В магазине никого не было, так что я отпустил Дженис и закрылся пораньше. Дома я вынул рукопись из коробки и переложил в сейф у себя в спальне. Это был старенький «Гардзмен»: двенадцатиразрядный цифровой замок, отдельный замок с ключом и несгораемая внутренняя облицовка. Снаружи он был обшит деревом, что делало его похожим на обычную тумбочку. Как правило, там не лежало ничего ценнее паспорта, нескольких почти израсходованных кредитных карт и тонкой пачки банкнот.
В пабе «Корона и мученик» было полно народу (среда, вечер — все как обычно), однако мне удалось найти место в уголке. Мы с Барни совершили свой всегдашний ритуал: он спросил, что я буду заказывать, а я ответил, что возьму карри из курицы и кружку пива. Он ушел. В пабе было светло и шумно, что составило приятный контраст с пасмурной тишиной теббитовского мавзолея. За соседним столом полдюжины «офисных» девушек праздновали чей-то день рождения и вовсю откровенничали. Одна из них склонилась вперед и говорила вполголоса: «Медовый месяц… резиновые перчатки… и чтобы я потрогала эту гадость…» За этим последовали радостные взвизги. Я занялся пивом.
События дня оставили в душе какой-то осадок и никак не складывались в ясную картину.
Я доел карри и выпил уже вторую кружку, когда заметил, что из другого конца паба Барни машет мне телефонной трубкой. Кто мог меня здесь искать? Я пробился к аппарату.
— Мистер Блейк?
Женский голос. По-английски говорит хорошо, только согласные звучат резковато. Акцент то ли средиземноморский, то ли турецкий, возраст — примерно моя ровесница, на четвертом десятке.
— Передавал ли вам Тоби Теббит что-либо на хранение?
«Откуда ей это известно? Вот черт!»
— Возможно, — уклончиво ответил я.
— И Теббит ничего не рассказал вам о содержимом?