— Нет, я расскажу вам все, раз уж мы начали этот разговор. — Женевьеву сотрясала страшная дрожь.
Начали разговор? Значит, это еще не все? Жестокость мужа и издевательства не ограничились тем, о чем она уже успела рассказать? Сердце Бенедикта мучительно сжалось. Ему было невыносимо слушать о страданиях, выпавших на ее долю.
Странно, как после всего этого Женевьева смогла остаться доброй, красивой и жизнерадостной женщиной? Как могла продолжать мечтать о романтическом приключении с мужчиной после всего, что с ней произошло? По его мнению, это настоящее чудо. Мужество и сила духа Женевьевы достойны восхищения.
Бенедикту в жизни тоже пришлось нелегко. Он видел, как гибли его друзья. Ему неоднократно угрожала опасность. Все это ожесточило его, сделало циничным и холодным. Женевьева пережила не меньше, если не больше, но, в отличие от него, сохранила веру в людей, искренне радовалась балам и другим светским удовольствиям.
Он уважал Женевьеву за эту невероятную стойкость и жизнелюбие.
Бенедикт молча слушал страшный рассказ.
— Но ведь ваш муж был парализован. Как же он мог вас бить? Боже мой! — Неожиданная догадка осенила его. — Неужели он поручал это своему сыну?
— Вы абсолютно правы, — с гримасой отвращения сказала она.
Значит, ее бил Уильям Форстер. О боже! Подлый и низкий человек!
— Зачем это было нужно Уильяму? Неужели он не мог отказать своему жестокому отцу?
Женевьева опять вздрогнула:
— Я думаю… Да нет, я точно это знаю… Дело в том, что Уильям был очень недоволен тем, что его отец женился во второй раз. Он возненавидел меня с первого взгляда, всегда обвинял меня в том, что я вышла замуж по расчету. Хотя в этом был совершенно прав. Извиняет меня одно — деньги нужны были не мне, а моему брату.
Женевьева тяжело вздохнула. Ведь она действительно вышла замуж по расчету. Но не ради себя, а ради погрязшего в долгах брата. «Брата, который сам виноват в своей смерти», — сказал ей недавно Уильям.
— Какой же я дурак! — воскликнул вдруг Бенедикт. — Как же я сразу не догадался?! Скажите, это Уильям Форстер сломал вам недавно запястье? — с огромным усилием сдерживая гнев, спросил Бенедикт.
— Бенедикт… — протестующим тоном начала Женевьева.
— Пожалуйста, скажите мне правду, — потребовал он, до боли сжав зубы. На шее у него нервно забилась жилка.
— Да, это он, — дрожащим голосом призналась Женевьева.
— Вот негодяй! — вне себя от ярости воскликнул Бенедикт. — За что он вас так жестоко наказал? Хотя, что бы вы ни сделали, у него все равно не было никакого права выкручивать вам руку, словно тряпичной кукле.
— Ему не понравился мой любовник, — опустив глаза, еле слышно проговорила она.
— Вы имеете в виду меня? — нахмурился Бенедикт.
— Да, именно вас.
— Какое ему до этого дело?
— Не только из-за этого. Он хотел таким образом запугать меня, чтобы я рассталась с вами и не позорила фамилию Форстеров. По крайней мере, до его свадьбы с Шарлоттой Дарби.
— И несмотря на его угрозы, вы все-таки поехали со мной в Карлтон-Хаус? — Эта женщина не переставала его поражать.
— Я решила не позволять ему портить мне жизнь теперь, после смерти Джошуа. А сегодня утром он снова нанес мне визит. В гостиной было много народу, поэтому он отвел меня в сторону и предупредил, что, если я не разорву с вами отношения, он сделает мою жизнь невыносимой. Прошу вас, не мстите ему. Вы не знаете, на что он способен. Все говорят, он настоящее чудовище, — умоляюще проговорила Женевьева, увидев на его лице грозное выражение.
— Судя по его поступкам, это действительно так, — согласился Бенедикт.
— Да, — тяжело вздохнула она. — И мне очень жалко эту девушку. Я не могу допустить, чтобы столь хрупкое романтичное создание стало его женой.
— Вы имеете в виду Шарлотту Дарби?
— Совершенно верно. Ей нельзя выходить замуж за этого страшного человека, и я…
— И вы хотите встретиться с графом Рамси, объяснить ему, какой низкий человек ваш пасынок, и тем самым расстроить свадьбу? Я вас правильно понимаю?
— Я должна это сделать. На моем месте так поступил бы каждый, — пожала плечами Женевьева. — Иначе это будет несправедливо и жестоко по отношению к Шарлотте Дарби.
— А вы не боитесь за себя? — мрачно осведомился Бенедикт. — Если вы расстроите свадьбу Уильяма, он этого так не оставит и постарается вам отомстить.
Женевьева это прекрасно понимала. Она боялась Уильяма, но все равно собиралась поговорить с графом Рамси. У нее не было выбора. Нельзя допустить, чтобы этот жестокий человек заставил страдать юную беззащитную Шарлотту, как когда-то Джошуа заставил страдать ее саму. При мысли об участи Шарлотты сердце ее сжималось от мучительной боли и жалости к невинной девушке.
— Если уж я все эти годы терпела унижения и боль, смогу и сейчас перенести страдания, — улыбнувшись, сказала Женевьева. Правда, улыбка больше напоминала гримасу боли.
— Я запрещаю вам это делать, — задыхаясь, проговорил Бенедикт. — Прошу вас, Женевьева, предоставьте это мне. Я сам разберусь.
— Нет, я не хочу впутывать вас.
— Впутывать? Я не чужой человек, не посторонний, я ваш любовник и обязан вас защищать. Теперь никто не сможет причинить вам зла. Я попросту этого не допущу.
Женевьева с удивлением посмотрела на него. Неужели он действительно считает себя ее любовником? Как такое возможно? Люциферу не идет быть любовником в полном смысле этого слова. Он всегда со всеми холоден, никого не впускает в свою душу и не желает ни с кем иметь серьезных отношений. Короткая необременительная связь — все, чего он хочет. Наверное, он сказал так, чтобы ее утешить. Да, у них было небольшое любовное приключение, она открыла ему свою тайну, но все это не делало их любовниками.
Вообще говоря, после сегодняшнего происшествия в момент их близости Женевьева стала сомневаться, что вообще сможет когда-нибудь завести любовника.
Ей нравилось общество Бенедикта, она доверяла ему, как не доверяла еще ни одному мужчине. Ее искренне тронула его забота. Но даже Бенедикт, несмотря на свою нежность и опытность в любовных делах, не смог разрушить барьер, мешающий ей насладиться настоящей физической близостью. Даже его ласки и нежные слова не смогли стереть страшные воспоминания о первой брачной ночи и заменить их новыми приятными впечатлениями. Скорее всего, так будет всегда.
Женевьева грустно покачала головой, высвободилась из объятий Бенедикта и поднялась с кровати. Ноги ее дрожали, и ей трудно было устоять. В эту минуту ей хотелось вернуться в объятия Бенедикта, там она чувствовала себя уютно и могла ничего не бояться, так как знала, что Бенедикт сможет защитить ее в случае опасности. Была бы ее воля, она навсегда осталась бы рядом с ним. Но это невозможно. Женевьева огромным усилием воли поборола искушение.