Вера Михайловна кивнула.
– Я работаю в Международной ассоциации защиты прав потребителя при ЮНЕСКО. Вы слышали что-нибудь об этом?
Вера Михайловна слышала. Теперь ей все стало ясно.
– И что же вы тут делаете? – тем не менее спросила она.
– Я проверяю этот отель, – перешел на шепот Рэт. – Понимаете, все четырехзвездочные отели в мире должны иметь международный сертификат. И каждый год подтверждать его.
– Ну и как? – сдерживая дрожь в голосе, спросила Вера Михайловна. – Этот отель достоин четырех звезд?
– Между нами?
– Естественно.
– Нет.
Вера Михайловна вообще перестала дышать. Как это?! Почему?! Ее Отель не достоин?!
Тут же спохватилась: это уже не ее отель.
– Он достоин пяти звезд, – еще тише сказал Рэт.
– Правда?! – искренне обрадовалась Вера Михайловна.
– Понимаете, отель – это ведь не просто услуги, комнаты, рестораны и прочие удобства. Отель – это в первую очередь посетители. А в этом отеле – отменные клиенты.
– Это комплимент? – зарделась Вера Михайловна.
– Это восхищение, – сказал Рэт. И взглянул на часы. – Извините, мне пора. Но если вы не против, мы могли бы встретиться с вами через двадцать минут. Это не будет слишком большой дерзостью с моей стороны?
Вера Михайловна тоже взглянула на часы – без пяти шесть.
– Нет, через час, – сказала она.
Рэт, для которого ответ Веры Михайловны вдруг оказался настолько важным, что он даже готов был пожертвовать встречей с хозяйкой гостиницы, если бы Вера Михайловна сказала, что не станет ждать, вскочил, сел, снова вскочил и, не находя слов, схватил руку бывшей гардеробщицы и поцеловал.
– Это лишнее, – смутилась Вера Михайловна, которой тем не менее было приятно.
– Извините, извините, извините! – как мальчишка запрыгал Рэт. – Я буду здесь через пятнадцать минут. И буду вас ждать, ждать, ждать!
Банкет. Теперь это самое главное.
Чарли доверяла своим поварам и метрдотелям, но этот банкет слишком много значил для нее, для ее будущего. Она сама все проверит, сама потрогает каждую салфетку, нежно дыхнет на каждую серебряную вилку и тронет каждый хрустальный бокал.
– Если господин Калтоев вернется, пусть подождет меня, – проинструктировала она секретаршу и направилась в ресторан.
Лифт открылся, и Пайпс шагнула внутрь.
Нажала на кнопку и только после этого вскинула глаза.
Перед ней в тесной кабинке стояли Шакир и Арслан.
Чарли с трудом удержалась, чтобы громко не сглотнуть комок, вставший вдруг в горле.
Чеченцев она не видела с окончания собрания. Вернее, она старалась не смотреть в их сторону, поэтому не знала, как они вышли из зала, с кем разговаривали, что было на их лицах. Но именно потому, что не смотрела, еще острее чувствовала их прожигающие взгляды, прокаливающие ее огнем ненависти и злобы. Впрочем, это ее не волновало. Она была среди людей, а эти подонки еще боялись свидетелей.
Потом они как будто находились на другом конце света, не касались ее, словно совсем растаяли, исчезли.
И она даже думала о них как о каких-то призрачных, да, страшных, но скорее сказочных злодеях. Теперь они стояли напротив нее и смотрели. И Чарли вдруг поняла, что должна выдержать взгляд. Но не просто уставиться в волосатую переносицу Шакира, а просверлить в ней дыру и прожечь заскорузлый мозг. Нет, это не она должна выдержать их взгляд, это они должны выдержать, если смогут, ее.
Она чуть лениво прикрыла ресницы и уставилась в лицо Шакира.
Кажется, она даже слышала, как скрипят его зубы, хотя, может быть, это скрипел лифт. Шакир играл желваками, Арслан сложил руки на груди. А Чарли смотрела.
Ну сколько там времени идет лифт? Секунд десять? Для Чарли эти секунды вылились в минуту, час, день, год… Казалось, она вечность смотрит в мутные глаза Шакира и – видит, видит в них злобу, которая сменяется удивлением, потом растерянностью, а потом – страхом!
Может быть, ей это только показалось? Да нет же! Не показалось!
Потому что перед самой остановкой лифта Шакир не выдержал и отвел глаза, сделав вид, что ему нужно что-то срочно сказать спутнику.
Чарли первая шагнула из лифта. Я победила, я снова победила, ликовал ее разум, но сердце почему-то начало тревожно ныть.
Она сделала несколько шагов к выходу и вдруг повернула в сторону туалета.
Она успела добежать, прежде чем поток рвоты вырвался из нее запоздалым ужасом.
Дура! Идиотка! Дебильная! Кого ты дразнишь?! Что им стоило воткнуть тебе в сердце грязный нож?! Ради чего ты устроила этот сеанс гипноза?! Им твои тонкости до лампочки. Они злодеи, они ничего не могут доказать, они могут только убить.
Руки и ноги противно тряслись. Чарли вымыла лицо, стало немного легче.
Ну, девочка, возьми себя в руки. Ты все-таки победила.
В холл она уже вышла прежней уверенной походкой – плечи прямые, шаг от бедра, голова прямо, взгляд на линию горизонта. Так ходил в кино Пол Бриннер.
В зале уже горел свет и суетились многочисленные официанты. Вид накрытых столов, сияющих приборов и вспотевших бутылок придавал залу неописуемо торжественное величие.
Чарли отщипнула виноградину и бросила ее в рот. Тонкая мякоть обволокла небо.
Я победила, снова подумала Чарли. И, словно виноградина была пьяной, голова у нее весело затуманилась.
Тормоза взвизгнули так, что Ахмат даже испугался. А из отеля уже выскочил охранник и бежал в его сторону.
– Все в порядке! Все в порядке, это я! – Ахмат выбрался из салона и бросил охраннику ключи. – Где мисс Пайпс?
– На месте, должно быть. – Парень сунул ключи в карман. – Отогнать на служебную?
– Отгони. – Ахмат бросился к отелю, но остановился. – Хотя нет, не отгоняй, пусть стоит тут. Я не надолго.'
Чуть не сбил каких-то детишек, которые играли в вестибюле, прямо под дверью.
– Господин Калтоев, вам велели передать, что…
Не важно. Сейчас это не важно. Сейчас ничто не важно, кроме нее. Поэтому, не дожидаясь лифта и чтобы не попасться никому на глаза, бегом вверх по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Ну вот, а думал, что так быстро уже не сможет. Даже дыхалка не сбилась.
Да, он решил вернуться. Он строго себе приказал – нет. Но дошел до стойки и повернул к выходу.
Что за ужимки и прыжки, ругал он себя. То бежишь, то не бежишь. То – нет, то – да.