Берлинский фокус | Страница: 40

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Я улыбнулся в благодарность, что она сменила тему.

– Тогда в баре никто не грубил.

– Мне показалось, ты был слегка раздражен.

– Возможно.

– В общем, я рада, что мы повидались. Хотела извиниться. Я могла проявить больше сочувствия. Ты такое пережил, а я…

– Не сомневалась, что я виновен?

– …не проявила достаточно понимания.

– Ты выражаешься как адвокат.

– Хорошо. Я же адвокат.

– Мне придется идти в суд?

– Нет, если никто из них не откажется от признания.

– Чудно. – Я помолчал. – Эйли, если преступление совершено давно, есть ли польза от старых улик?

– Сложно сказать, зависит от улик, но технологии сильно продвинулись. Давно похороненные дела поднимают, расследуют заново и находят преступника с помощью анализа ДНК и тому подобного. – Она улыбнулась. – Многие из тех, кто считал, будто им все сошло с рук, сегодня шарахаются от звонка в дверь. А почему ты спрашиваешь?

– Да просто читал в газете.

Эйли посмотрела на меня с сомнением. Но без неприязни.

– Пожалуйста, подумай о вечере Джона. – Она смотрела в мои воспаленные глаза фиалковым взглядом. – Он тебя обожает. Твое участие много значит для него.

– Я подумаю. Но ничего не обещаю.

– Не обещай.

Она потянулась и поцеловала меня на прощание. Не считая моей встречи с матерью, женщина целовала меня впервые за долгое время. Мне было приятнее, чем должно быть.

Выходя из двора, я понял, что не спросил Джона, чему посвящен вечер.

* * *

Остаток дня и большую часть длинной трезвой ночи после выступления мы с Сильви придумывали, как превратить номер в супер-секси-конфетку, которую мы обещали Улле. К утру мы наконец все решили. Мы отрепетировали и разошлись по домам с чувством приятной усталости после хорошей работы.

Конечно, трюк с распиливанием – всего лишь часть нового шоу, но я радовался, что расту над собой в сравнении с тем, что я показывал в клубе у Билла. Мы придумали грандиозный финал, настоящий вызов смерти. Сомневаюсь, что публика «Хамелеона» видела что-то подобное.

В девять утра зазвонил телефон. Я сидел в постели, нанося последние штрихи на схему, и потягивал лечебную дозу, прежде чем наконец-то завалиться спать. Голос на том конце провода орал нахально, как зазывала в дешевом притоне:

– Уильям, где тебя черти носят?

– Привет, Ричард, я репетировал всю ночь.

– Умница, а теперь удели мне три минуты. – Я отодвинул трубку, пока он от души прокашливался. – Как Дела в Фатерлянде?

– Лучше.

– Поставил их на уши?

– Почти.

– Это радует. У меня хорошие новости.

– Какие?

– В субботу приедет парень с телевидения, хочет на тебя посмотреть.

– В субботу?

– Господи, береги сердце.

– Нет, Ричард, это здорово, просто в субботу у нас премьера номера. Я бы хотел его сначала отшлифовать.

– Адреналин – лучший допинг.

Ричард вновь разразился кашлем. Откуда он-то знает об адреналине?

– На кого он работает?

– «Би-би-си-3», ночное шоу. Возможно, это твой шанс.

– Хочешь, чтобы я его встретил? Сводил на ужин?

– Нет, не суетись. Он едет инкогнито. Многие шишки так делают. Но предупрежден – значит вооружен. Может, на сей раз не напортачишь.

– Спасибо, Ричард.

– Не стоит, сынок. Постарайся не напиться и не просрать все. Нам светит большая сделка. Он особенно настаивал, никаких комиков, танцовщиц, певцов – хочет только фокусников. Ты можешь выиграть забег, Уилл.

* * *

Вот что мне удалось раскопать в библиотечных архивах: каждый раз имя Билла Нуна-старшего упоминалось в газетах в связи с одним и тем же делом. На которое косвенно намекал его сын.

13 марта 1970 года, в пятницу, миссис Глория Нун вышла из дому примерно в двенадцать пятнадцать дня. С тех пор о ней ничего не известно.

Никто не видел, как она уходила, но около полудня она говорила по телефону с сестрой Шейлой. Глория просила у Шейлы рецепт запеченной свинины с яблоками. Когда Шейла, вооружившись кулинарной книгой, перезвонила в двенадцать пятнадцать, ей никто не ответил, хотя Глория ждала звонка.

Шестилетнего сына никто не забрал из школы, машина Глории осталась на стоянке. Косметика была разбросана по туалетному столику, словно Глории помешали краситься. Она не снимала больших сумм наличными, не взяла одежду, оставила валиум и противозачаточные таблетки в шкафчике в ванной. Ключи, кошелек и очки для чтения лежали в сумочке, брошенной на супружескую постель. Паспорт был спрятан в ящике с нижним бельем. никаких следов борьбы и насилия, никакой записки; в местных лесах никто не встречал женщину с амнезией. Миссис Глория Нун просто испарилась.

Шейла сказала полицейским, что в то утро они с сестрой говорили не только о рецептах. Глория наконец-то решила уйти от мужа, забрав с собой маленького сына. По словам Шейлы, Глория держалась за брак только из-за ребенка.

Свидетели подтвердили, что двумя неделями раньше Глорию доставили в отделение «Скорой помощи» – она утверждала, что упала с лестницы. Осматривавший ее доктор написал в заключении, что травмы получены скорее в результате избиения, а не падения. Ее сестра заявила, что муж неоднократно избивал Глорию и именно это послужило последней каплей – кроме того, у Глории был любовник.

Она никогда не упоминала его имени из страха, что муж убьет его и что суд не отнесется с сочувствием к женщине, закрутившей на стороне интрижку, даже если ее муж занимается сомнительным бизнесом и часто пускает в ход кулаки.

– Глория страшно боялась, что ее лишат опеки над Билли, – утверждала Шейла. – Она никогда бы его не бросила.

Но супружеская неверность конечно же почти лишала ее шансов на опеку. И вполне очевидно, что она бросила сына. Вопрос в том, сделала ли она это добровольно?

Если бы слухи решали судьбу человека, Билл Нун давно болтался бы на виселице. Но он настаивал, что страдает больше всех – не считая осиротевшего сына. Он отрицал, что знал об измене жены, утверждал, что никогда не слышал о разводе, хотя признавал, что у них «были свои проблемы, как и в любой семье». Он не знал, что жена хочет уйти от него. Они оба любили выпить, и пару раз он поднимал на нее руку, но никогда не причинял серьезных травм. Именно джин, а не его кулаки, виноват в том, что она упала с лестницы и нахватала синяков. Он оспаривал утверждения свояченицы, обвиняя ее в зависти к их семейному счастью и желании развалить брак сестры. Он говорил, что жена никогда бы не доверилась сестре, и высмеял историю о свинине с яблоками.