– Твою мать!
Войди я первым, я среагировал бы так же. Стоило повернуть с лестницы в зал, как перед глазами буквально вырос манекен – викторианец с бакенбардами в сюртуке и цилиндре. Эйли бросилась к нам:
– Вы в порядке?
Арчи приподнял свой конец ящика.
– В полном, родная. Он чуть не довел меня до инсульта.
Эйли выглядела очень мило. Свободный узел волос на затылке, старая рубашка в клетку и джинсы, вероятно видавшие лучшие времена, но вполне сохранившие форму.
– Его все пугаются. Я бы его передвинула, но нам и так сделали одолжение, уступив зал, боюсь, руководство не придет в восторг, если мы начнем здесь мебель двигать.
– Точно, родная, эти руководящие му… мужи просто кара небесная.
Эйли кивнула на украшенный блестками ящик, что я одолжил у Макфарлейна:
– Это для номера?
– Да.
Она виновато улыбнулась:
– Тогда вам еще на этаж выше, вход с черной лестницы.
Арчи улыбнулся и кивнул на меня:
– Не волнуйся, родная. Ему не помешает зарядка.
Мы подняли ящик по лестнице и вышли прямо на сцену. Мы осторожно опустили его, и вслед за нами вошла Эйли. Арчи провел рукой по голове, словно забыл, что волос у него давно нет, и огляделся.
– Помню, дед рассказывал о мюзик-холле, но я тут никогда не бывал.
Эйли улыбнулась:
– И как вам?
– Ничего местечко.
Паноптикум напоминал средневековый обеденный зал, где король Артур и его рыцари могли коротать субботние вечера. По обе стороны зала тянется галерея. Пространство оказалось меньше и шире, чем я ожидал, высоту потолков и ощущение средневековья подчеркивал покосившийся карниз и облупленная штукатурка.
Давно заброшенный Паноптикум, похоже, возвращается к жизни. У сцены стоит пианола, у главной стены – пара стеклянных витрин с экспонатами, напоминающими о днях славы мюзик-холла. Над ними старинные плакаты, программки и афиши, приглашающие на шоу столетней давности. Не так пафосно, как в «Хамелеоне», но мне нравится. Краем глаза я заметил что-то на балконе; я вздрогнул и показал Арчи:
– Не твои приятели?
Он посмотрел вверх.
– Господи боже. – Арчи повернулся ко мне. – Вот блин. – В полутьме балкона стояли еще два манекена, мужчина и женщина викторианской эпохи. – У меня от них мурашки по коже. – Он посмотрел на Эйли. – Наверняка в этом месте живут привидения.
Найдется парочка. – Она кивнула на старинную пианолу. – Говорят, Джордж, который внизу, иногда играет сам по себе, а на том балконе видели солдата времен Англо-бурской войны.
Арчи задумчиво кивнул.
– Да бросьте, – сказал я. – Конечно, людям мерещатся привидения, здесь в каждом углу по этой безумной кукле. Прямо как в фильме ужасов. Видимость обманчива, особенно в таких старых зданиях.
– Доживешь до моих лет, поймешь, что в мире есть то, что глазами не увидишь. – Он посмотрел на нас с Эйли, словно поделился величайшей мудростью. – Люди не исчезают после смерти, они вокруг нас, и иногда мы их замечаем.
Холодный палец ткнулся мне в шею и пробежал по позвоночнику.
– Вы действительно в это верите? – спросила Эйли.
– Да, родная, верю. Вам стоит побывать на спиритических сеансах в церкви на Беркли-стрит. Удивительно, какие вещи рассказывают духи.
– Чушь собачья.
Я удивился своей горячности.
– У каждого своя правда, – настаивал Арчи. – Я хожу туда каждый вторник, проверяю сообщения от жены. Меня это успокаивает. – Он посмотрел на меня с вызовом и повернулся к Эйли. – Можно я посмотрю витрины, родная?
– Конечно.
– Спасибо. – Арчи спустился со сцены, пробормотав в мой адрес что-то похожее на «самодовольный пидор».
Он отошел, и Эйли тихо сказала:
– Несчастный одинокий старик. – Она посмотрела на меня с сочувствием. – Как ты, Уильям?
Я хотел сказать «одиноко», но остановился на «нормально».
Эйли помолчала, словно хотела что-то добавить, но передумала.
– Ладно, осваивайтесь, а я займусь стульями.
Мы с Арчи проводили ее взглядом до лестницы, и я подошел, чтобы извиниться.
– Я ляпнул не подумав. Ты прав, что я знаю о жизни?
– Что люди знают о жизни, сынок? – Он метнул на меня взгляд. – У тебя кто-то умер недавно?
Сердце привычно рухнуло в болото страха, боли и стыда, но голос меня не выдал.
– С чего ты взял?
– Показалось. – Я заплатил Арчи по оговоренному тарифу и добавил сверху, как и обещал. Он пересчитал, улыбнулся и спрятал деньги в карман джинсов. – Смотри сюда. – Он показал на мелочи под стеклом: сигаретные пачки, пуговицы, дамские брошки, пара колец, шелковый цветок мака, старые газеты и программки. – Видишь «Вудбайнз»? – Он ностальгически улыбнулся. – Я курил такие, когда был мальчишкой.
– Значит, они действительно тормозят развитие?
– Засранец. Они нашли все это под половицами на галерее. Представляешь? Какая-то бедняжка теряет обручальное кольцо, парень роняет припасенную на ночь пачку, и их находят через сто лет.
– Не подозревал, что ты увлекаешься историей, Арчи.
– Доживешь до моих лет, поймешь. То, что для тебя история, для меня вчерашний день.
– Да брось, ты не такой старый.
– Я хочу сказать, ничто не исчезает навеки. Какие-то следы остаются, так что будь готов. Потерянные друзья иногда возвращаются.
– Как пачка «Вудбайнз»?
– Будь готов, вот и все. – Он улыбнулся беззубым ртом. – А она ничего цыпочка, тебе повезло.
– И мистика посещают грязные мысли.
Я только потому и не тороплюсь умирать, сынок.
Все равно промахнулся, она замужем.
– А-а.
Судя по взгляду, Арчи бы это не смутило.
– Ее дочка одна из тех, для кого я выступаю.
– Понял.
– Ее муж – мой друг.
– Понял, а ты страшный зануда, на которого она дважды не взглянет. Вот. – Арчи достал пятерку из своих денег. – Положи в копилку для детишек.
– Ты не обязан.
– Я никому не обязан. Им нелегко, этим ребятам, но если дать им шанс, они на многое способны.
– Наверное.
– Ты посмотри на себя. Наверняка твоей матери говорили, что ты не вылезешь из подгузников, а ты смог.
– И теперь болтаю со старым пнем. – Я покачал головой и взял у него деньги. – Спасибо, ты хороший человек, Арчи.
– Скажи это, когда я вернусь со штрафом. Я взберусь по чертовой лестнице, ты палочкой не успеешь взмахнуть и сказать абра, твою мать, кадабра.