Мы скоро станем мужем-женой».
Голос был высокий и чистый. Под такой голос надо думать о зеленых холмах и пенистых солнечных водопадах, но вместо этого я вспомнил, как шел в своем костлявом наряде к распятой на доске Сильви. Она, кажется, вжалась в нее всем телом. Свет отразился в блестках ее волос, и яркая вспышка радугой мелькнула в моих глазах. Мгновенно, быстро, как пуля, она пронеслась, и осталась лишь перепуганная девушка и безликая публика в темноте.
Она растворилась средь праздных людей,
Я с нежностью вслед любимой глядел.
Лишь с первой звездой вернулась домой,
Как лебедь прекрасный в ночи под луной.
Я достал из кармана пулю, зажал между указательным и большим пальцем и поднял над головой. Из темноты появился Дикс с закрытым шарфом лицом. С ним вышел второй человек. На нем был элегантный черный костюм поверх черной рубашки и резиновая маска рыжего лиса. Лис кровожадно улыбался, глаза горели неестественно зеленым, напоминая разбитую пивную бутылку с острыми краями.
И все говорили, свадьбе не быть.
И только один не хотел говорить.
Она, улыбаясь, мимо прошла,
Я больше не видел ее никогда.
Лис долго изучал пулю, крутил ее так и сяк, подносил к глазам, я уже потерял счет времени. Наконец он взял у Дикса ручку и написал на пуле инициалы. Я протянул Диксу револьвер, тот передал лису, который принялся изучать его с той же дотошностью. Потом он вернул мне револьвер и пулю и сквозь зеленые глаза внимательно следил, как я заряжаю оружие. Опасный момент, именно здесь я должен подменить пулю. И я справился. Я заменил настоящую пулю восковой копией и вставил ее в барабан под его подозрительным взглядом. Он отошел, и мы с Сильви остались друг против друга в ярком островке света, окруженные непроглядной космической мглой. Я повторял свою мантру.
– Сконцентрируйся, сконцентрируйся, сконцентрируйся, – твердил я, пока ее лицо не превратилось в белое размытое пятно под стеклом, похожее на мертвую бабочку с красной точкой посередине.
Сегодня она приходила ко мне,
Земли не касаясь в ночной тишине.
И призрак сказал мне: «Мой дорогой,
Мы скоро станем мужем-женой».
Бар взорвался аплодисментами, криками и звоном кружек. Девушка поклонилась и нырнула за стойку, пока ее не заставили петь на бис. Я вытер пот со лба и сделал глоток виски. Что-то заставило меня посмотреть сквозь зеленую толкотню в другой конец зала. Среди шумной попойки стоял прямой и трезвый инспектор Джеймс Монтгомери и смотрел прямо на меня.
Коп в отставке неопределенно улыбнулся, кэк улыбаются незнакомому человеку со знакомым лицом. Я сохранял невозмутимость.
– Ты рано.
– Да, думал с пользой провести время, осмотреть достопримечательности. Никогда не бывал в Шотландии. – Он усмехнулся. – Не удивительно, что шотландцы едут на юг. – Монтгомери покачал головой. – Что за дыра.
– Да уж не стильное местечко, где тебя на пенсию провожали.
– Я не о баре говорю, хотя та еще помойка. Я думал, отдохну, погуляю. Без обид, но кажется, я вернулся на полвека назад.
– Без обид.
Самодеятельность на время утихла, и автомат затянул «Я маленький старый пьянчужка» голосом Дина Мартина. [30] Он уступал в популярности барменше, но его приняли благосклонно, и несколько особо стойких певунов подхватили припев. Монтгомери засмеялся и обнял меня за плечи, словно радуясь удачной шутке. Что-то маленькое и тупое уперлось мне в спину.
– Хотя Камбернолд еще хуже. Люди живут в диких условиях, особенно старики. Честно говоря, некоторым лучше бы умереть.
Мою маску спокойствия мгновенно смыло потом.
– Ублюдок, подойдешь к моей матери, и тебе на том свете не понадобится твоя тайна, – прошипел я.
Монтгомери стер с лица брызги слюны.
– Задел за живое, да? – Он сильнее надавил на спину. – Ну точно, раз уж ты угрожаешь человеку с пистолетом в руке. – Он усмехнулся. – Сынок, ты не сможешь меня обхитрить. Просто отдай то, что мне нужно, и забудь все как страшный сон.
– При мне его нет.
– Так пойдем и заберем его. – Он снова улыбнулся. – Хочешь, открою тайну?
– Валяй.
Монтгомери приблизил ко мне лицо и прошептал:
– Тебе придется волноваться не только о матери. – Он улыбнулся мило и невинно, как купидон. – Я знаю про твою немецкую подружку.
– Откуда? – прохрипел я.
– Тридцать пять лет в полиции не прошли даром.
Я беззвучно прошептал ее имя. Сильви.
– Она задала мне жару в гостинице. Слишком хороша для тебя, честное слово.
Понимание, что Монтгомери единственный человек, который в курсе о Сильви, захлестнуло меня волной ужаса и облегчения. Знание освобождает, и я рассмеялся. С другой стороны, пугает. Теперь и выясним, как далеко я готов зайти.
Большинство посетителей были слишком заняты и не замечали, как мы с Монтгомери зажались в углу. На нас пялился только коротышка в бейсболке, я бросил на него взгляд из-за плеча Монтгомери, и он злобно спросил:
– Вы чё, пидоры?
– Я нет, приятель. – Я посмотрел на него большими честными глазами. – Но вот этот английский хрен, кажется, не оставит меня в покое.
Парень заговорил громче, чтобы его услышали за соседним столиком:
– Беда с этой пидорвой, вечно они всем хотят в глотку сунуть.
Монтгомери вытащил из кармана бумажник и показал удостоверение, закрыв большим пальцем строку с именем.
– Я инспектор лондонской полиции, этого человека разыскивают за серьезное преступление.
– Не вопрос, старик. – Коротышка отступил на шаг. – Я просто спросил.
– Чутье тебя не подводит, – сказал я. – Он чертов педик, активист гей-движения, если ты меня понял. Как только мы выйдем отсюда, он непременно вставит мне в задницу.
Монтгомери пнул меня в пятку носком ботинка, так что у меня свело ногу, – хотел наверняка выбить из моей головы мысли о побеге.
– Я сам не против педиков, – сказал коротышка. – В смысле, некоторые бывают смешными… Грэм Нортон… Кеннет Уильямс…
Он запнулся, и я подсказал:
– Ноэль Коуард. [31]
Коротышка смутился:
– Ну то есть живи сам и не мешай другим, я считаю.