Мимо них в это время ехал уже другой пассажирский поезд из Москвы. На вагонах было написано «Татарстан». В освещенных купе, так же как и в недавно проехавшем поезде, укладывались спать уезжавшие из Москвы на ночь глядя люди. Опасались ли они ошибок следствия?.. Думали ли об этом?
…Морду машины с широкой решеткой радиатора и фарами, большими и тупыми, как коровьи глаза, Томмазо Кампа-нелла увидал уже, когда она, оседая на передок от резкого торможения, подворачивала к бордюру, – желтое такси, «Волга»… Диван не красный – серый. Все равно, тепло… Можно смотреть в окно…
Через некоторое время Томмазо Кампанелла и Паспорт-Тюремный уже катили в такси в аэропорт по темным лефортовским улочкам.
Паспорт-Тюремный погрузился в оцепенение, Томмазо Кампанелла тоже ничего не говорил.
Томмазо Кампанелла в эти минуты думал о закономерности, которую открыл: как только он садился в такси, он точно вырывался из Лефортово, в какой-то особый, отдельный мирок, который существовал в стареньких машинах с продавленными диванами. Сидя в салоне такси, которое ехало по Лефортово, Томмазо Кампанелла чувствовал себя исследователем, который спустился в батисфере в океанскую впадину и теперь изучает сквозь иллюминаторы особый глубоководный мир, куда сквозь толщу вод не в силах пробиться солнечные лучи. Этот мир населяют особые, доселе не известные науке обитатели. Они могут быть опасны, ведь черт его знает, какая агрессия может таится в их распираемых кошмарным давлением мозгах! В машине, как в той воображаемой батисфере, – относительный уют и безопасность. Но кажется, Томмазо Кампанелла слышал, как давление в тысячи атмосфер хрустело обшивкой – толща вод, как чудовищной силы пресс, давила на корпус батисферы. Не от них ли, от этих навалившихся на него атмосфер, у Томмазо Кампанелла вновь заболела голова?..
Томмазо Кампанелла легко узнавал места, по которым в этот момент проезжало такси: вот старая постройка петровского «гошпиталя», а вот, на противоположной стороне улицы, низкие каменные клети общины солдатских жен – нечто вроде гостиницы для женщин, которые ухаживали за своими ранеными мужьями, что находились на излечении в госпитале.
Томмазо Кампанелла несколько раз прокрутил ручку на двери, стекло немного опустилось. В салон такси рванулся холодный воздух.
– Ну вот, вода стремительно начала поступать во внутренности батисферы, и та упала на грунт, чтобы уже никогда не всплыть с него на поверхность, – проговорил, усмехаясь своим мыслям, Томмазо Кампанелла.
– Наоборот, сейчас мы всплывем со дна! – весело сказал Паспорт-Тюремный.
Томмазо Кампанелла тем временем включил, впервые после долгого перерыва, радиостанцию, которую вручил ему Господин Радио.
– Кошмар, вы чувствуете, какое везде напряжение?! – приглушенно донеслась из динамика речь какого-то участника самого необыкновенного в мире самодеятельного театра, которого Томмазо Кампанелла по голосу узнать сейчас не смог.
– Чувствую!.. – ответил Томмазо Кампанелла и опять мрачно, невесело рассмеялся.
Хориновский герой глянул по сторонам. Госпитальная площадь, рассеченная трамвайными путями, была почти безлюдна. Окна низеньких, еще петровских строений ярко освещены. Что за ними – операционная, приемный покой, архив?.. Только на проходной стоял куривший солдат. Огонек сигареты то и дело тускло вспыхивал в темноте.
Единственными прохожими здесь были какие-то две тетки, замотанные толстыми серыми платками и с огромными тюками через плечо…
В этот момент с горки, со стороны Иноверческого кладбища, с грохотом подкатил трамвай и, остановившись прямо посреди площади, распахнул двери. Несколько человек вышли на проезжую часть. Среди них было два рабочих в темных, засаленных комбинезонах, – шли, пили пиво из бутылок и громко ругались…
Вскоре остались позади и Бауманская, и Бакунинская, и Переведеновский… Смотреть стало неинтересно. Томмазо Кампанелла задремал.
Снилась ему руководительница хориновской группы детей:
– А знаете ли, почему такая религия, как ислам, запрещает художнику рисовать изображения людей и животных? – спросила учительница зловещим тоном и поправила на носу очки-велосипедики, в которых не было стекол. – Потому что в день Страшного Суда все эти изображения оживут, придут к художнику и начнут требовать, чтобы отныне он их всех кормил!
– Мы хотим есть!.. Мы хотим есть!.. Мы хотим есть!.. – начали кричать все маленькие участники хориновской группы детей хором и с этими криками стали придвигаться к Томмазо Кампанелла все ближе и ближе. Тот расхохотался:
– Эй, эй, что вы, у меня нет такого количества детей! В моей жизни было много романтических приключений, но не столько же детей я наплодил!
В этот момент многие дети вынули из-за спины до этого спрятанную правую руку, в которой они держали, кто обломок лыжной палки с острым концом, кто вырванную из ящика из-под яблок или апельсинов доску с торчавшими в разные стороны длинными ржавыми гвоздями, кто просто какую-то засохшую кривую ветку, сорванную ветром с дерева.
– Ты станешь нас кормить или нет, проклятый революционер в лефортовских эмоциях?! – кричали они. – Хватит строить из себя свободного школьника! Ты уже не школьник. Ты должен всех кормить. Мы хотим кушать! Нам подавай кушаний. Но не просто кушаний, а таких кушаний, чтобы нам было не стыдно, что мы их едим. Нам подавай самых отборных и замечательных, и невероятных кушаний!
Некоторое время Томмазо Кампанелла стоял без движения, и участники хориновской группы детей, непрерывно выкрикивая то хором, то в разнобой всевозможные фразы, окружили его плотным кольцом. И тут они взмахнули кто палкой, кто веткой, кто доской от ящика и затем начали бить ими Томмазо Кампанелла. К его счастью, у детишек все-таки было не так много силенок, иначе он бы просто не вырвался из этого ужасного кольца.
– Ничего себе детки! Вот так цветы жизни на могиле родителей! – схватившись за щеку, а потом отняв ладонь от щеки и обнаружив на ней кровь, проговорил Томмазо Кампанелла. – Попал бы этот гвоздь на пару сантиметров повыше, и я бы остался без глаза.
В этот момент одна из девочек подскочила к нему и, изловчившись, бросила ему в голову пустую пивную бутылку, которую она подобрала где-то тут же у стены дома. Томмазо Кампанелла удалось увернуться.
– Эгей! Учительница! Да что же это такое?! Это уже никак не шутки. Это даже злыми и опасными шутками нельзя назвать. Это просто преступление! Вы что, хотите, чтобы они меня убили?
– Это все потому, Томмазо Кампанелла, что вы не хотите работать! Между прочим, сейчас вы собираетесь повидаться с Шубкой. Вы спешите на встречу с Шубкой. Так вот, я абсолютно точно знаю, что Шубка хочет вас убить.
– За что?! Этого не может быть! Я просто не верю своим ушам. Вы говорите кощунственные вещи. Шубка, мой мальчик, мой милый мальчик хочет меня убить?! Да это же какая-то полная чушь!
В этот момент девочка, которая только что бросила в Томмазо Кампанелла бутылку, попыталась поднять ее с асфальта, видимо, чтобы вновь бросить ее в Томмазо Кампанелла, но тот ловко отбросил бутылку в сторону.