— Ну. Это уже перебор, Сидор Иваныч, во времена Феликса Эдмундовича вы под стол, извиняюсь, пешком ходили...
— Я имею в виду, верный последователь... И вот пострадал, фактически по их вине.
— Свою вину не признаете?
— Нет, конечно! Более того, Старостиных я так и не простил. Они как были враги, так и остались. И вообще весь «Спартак» — враг. И Романцев враг. Тихонов...
— Тихонов уже в Израиле...
— А, вот видите, оказался скрытым евреем! И все они такие, только и смотрят, как бы своей стране навредить.
— Да чем же? Они выигрывают международные матчи, приносят славу нашей стране. Я лично за «Динамо» болею. Но в международных матчах, как и многие мои коллеги, — и за «Спартак» тоже. Это ж престиж нашей Родины.
— Враги, все враги, и «Спартак» — главный враг. Я так и сына с детства воспитал, никогда не верь человеку, если он болеет за «Спартак».
Все было ясно. На том и расстались.
На следующее утро Ильин вызвал к себе в отдел подполковника Ивана Сидоровича Феклистова. И откровенно, на правах старого сокурсника с ним поговорил. Феклистов отделался выговором за волокиту. Дело об убийстве иностранного гражданина после матча с участием московского «Спартака» было закончено в течение недели, материалами следствия было доказано, что убийство совершил некий профессиональный киллер, который в тот же вечер в свою очередь был убит. Используя наработки Мосгорпрокуратуры, это удалось установить, сравнив анализы крови трупа с составом крови с одежды убитого, хранящейся в прокуратуре. Дело закрыли.
Чем ближе становился финал Кубка «ЕвроТОТО», тем жестче отдавали приказы два главных соперника — Иса Назимов и барон де Понсе.
— Мне мало того досье на людей Исы, которое вы мне добыли, мне нужна информация о том, что предпринимают российские силовики против меня? Речь сегодня идет не о традиционном моем бизнесе, речь о Кубке. Я должен знать все! — визгливо выкрикивал Барончик в лицо полковнику Зайцеву.
— Барончик просто обнаглел. Он не остановится ни перед чем, чтобы только помешать «Спартаку» пробиться в финал. Ваша задача — знать все, что делается в стане барона де Понсе. Но этого мало. Вы должны знать обо всех контроперациях полковника Патрикеева и старшего советника юстиции Тимура Маева. Мы в остальное время — непримиримые враги. Но тут наши интересы сходятся, используйте это. Вы должны знать о принимаемых решениях в прокуратуре в день принятия решения, — тихо, но жестко выговаривал Иса Назимов полковнику Звереву.
— В экстремальной ситуации человек проявляет себя либо героем, либо дерьмом, — заметил полковник Егор Патрикеев своему младшему коллеге, старшему советнику юстиции Тимуру Маеву. — Будь готов к тому, что чем ближе финал Кубка «ЕвроТОТО», тем больше дерьма полезет и из Барончика и из Исы. Но на данном этапе, по причудливой параболе судьбы, вор в законе в российские времена и легальный крупный французский предприниматель, сегодня Иса Назимов наш союзник. Используй это.
— Разработать план дезинформации?
— И это тоже. Но главное — обеспечь ситуацию, при которой была бы исключена утечка информации из всех структур, как-то связанных с безопасностью «Спартака»...
— Егор Федорович?
— Я.
— Самохин Родион Яковлевич, мы с вами знакомы, нас Александр Алексеевич Симонов познакомил на освящении храма Христа Спасителя.
— Помню. Чем могу помочь?
— Да ничем, собственно. Никаких просьб. Я предполагаю, что к вам знакомые все больше с просьбочками обращаются — посодействовать в изменении меры пресечения друзьям и родственникам, на худой конец, взять дело на контроль в Генпрокуратуру, затребовать в порядке надзора, в крайнем разе, посоветовать хорошего адвоката, знающего входы и выходы.
— Вы неплохо разбираетесь в специфике моей работы.
— Так вот, Егор Федорович, мне от вас ничего не нужно.
— Рад слышать. Тогда желаю здравствовать.
— Э нет, уважаемый профессор. Мне ничего не нужно. Но, полагаю, вам будет кое-что нужно от меня.
— Странно вопрос ставите, любезнейший. Мне от вас тоже ничего не нужно.
— Верно, вопрос поставил некорректно. Скажу прямо: есть у меня для вас подарок. От которого вы никак отказаться не сможете. Одновременно имеющий конкретную высокую цену и бесценный. Но подарок совершенно бескорыстный.
— Конкретизируйте.
— Мы тогда, в храме, говорили с вами в паузе между церковными процедурами, о русской иконописи, об иконах, посвященных Святому Георгию Победоносцу, припоминаете?
— Помню. И что же?
— Да вот попала в мою коллекцию одна иконка — «Георгий» в окладе. Век семнадцатый. Впечатление богатое. Но по деньгам не очень ценная. Я-то по глупости своей купил, не столько ради живописи, сколько ради оклада, — золото и бриллианты. А показал специалисту, говорит, позолота и стразы...
— Вполне возможная вещь.
— Но живопись, эксперт утверждает, очень хорошая. Строгановская школа.
— А!.. Люблю иконы этой школы.
— Boт я и подумал: подарю-ка я эту вещицу профессору Патрикееву, заметьте, не полковнику, а профессору, без всякой задней мысли.
— Да у меня дома большая коллекция «Георгиев».
— А вы на работе поставьте, иконка небольшая, на книжной полке умещается. А вы мне говорили, что даже в коллекции иконы лучше не на стенку вешать, а ставить. Так положено.
— Говорил, говорил... Соблазнительно. Не люблю, честно говоря, так просто подарки принимать.
— А вы отдаритесь. Я вам иконку, вы мне — вашу новую книгу «От иконы до картины», с автографом.
— И вам действительно ничего от меня по службе не нужно?
— Истинный крест! Обязуюсь никогда в жизни ни с какими просьбами по линии прокуратуры не обращаться.
— Ладно. Считайте, что договорились. Приезжайте ко мне на работу, на Большую Дмитровку, 15-а, из проходной позвоните, я выйду, обменяемся...
— Можно ли завтра с утра?
— Только до 9:45. А то у меня в десять координационное совещание.
— Буду.
Егор узнал этого важного амбициозного господина, с которым познакомился с полгода назад в храме Христа Спасителя. Поулыбались вежливо, обменялись подарками, упакованными в пакеты, и господин важно направился к своему «лендроверу».
После совещания Егор внимательно осмотрел икону. Действительно, очень качественная (слово это не любил, но изредка употреблял) позолота, отличные стразы. Если бы не был сам специалистом, по первому взгляду голландской огранки бриллианты. «Строгановская школа», самое начало XVIII века. Георгий великолепно написан. Все бы хорошо, но...