Book.

А что Шведов, другой «член» «Комитета боевой органи­зации»? Опять тишина... Известно из материалов дела, что

Вячеслав Григорьевич Шведов, 1896 г.р., бывший подпол­ковник артиллерии царской армии, был по постановлению Президиума Петроградской губчека приговорен 24 августа 1921 г. к расстрелу.

По объективным данным вполне подходил на «роль» одного из руководителей заговора — волевой, молодой офицер, судя по тому, что в двадцать с небольшим стал подполковником, — человек геройский, ибо столь быстро пройти ступени офицерской карьеры можно было лишь на войне. Где родился, как попал в Петроград — неизвестно. Но среди списков высланных из Петрограда находим зна­комую фамилию (кстати, рядом с фамилией Веры Оска­ровны Гримм, и здесь они оказались вместе) — Пелагея Григорьевна Шведова, 1902 г. р., уроженка Саратовской губернии, студентка химико-фармацевтического институ­та. Почти нет сомнений, что младшая сестра Шведова. Может быть, саратовские краеведы разыщут следы этой многострадальной семьи? Мы же вернемся в Петроград 1921 г., вновь перелистаем страницы дела «Комитета бое­вой организации». О Шведове — лишь одна запись (если не считать престранного упоминания этой фамилии в показа­ниях Таганцева, которых мы коснемся чуть ниже). Дело в том, что в материалах никаких документов на Шведова В. Г. нет! Есть лишь два листа в его папке с машинописным тек­стом об отношении жителей г. Петрограда к советской вла­сти, о голоде, о дезертирстве из армии и т.д. На первом ли­сте — запись: «Найдено при побеге Вячеслава Григорьеви­ча Шведова». Откуда взяты эти документы, кому на самом деле принадлежали, кто их исполнитель, — все это покры­то мраком неизвестности. Неясно и другое: расстреляли Шведова или только приговорили и храброму подполков­нику удалось бежать, при побеге же где-то были обнаруже­ны указанные выше документы и приобщены к делу, за не­имением иных, доказывающих руководящую роль Шведо­ва в заговоре?

Поначалу, думается, и сами петроградские чекисты не очень ясно и четко представляли, куда заведет развязанное ими дело. После ареста Владимира Николаевича Таганце­ва и доверительных бесед с ним дело стало приобретать ка­кие-то реальные очертания.

Владимир Таганцев: до и после 1917 г.

Я уже не раз упоминал в этой книге имя В. Н. Таганцева, ставшего волей и фантазией петроградских чекистов ка­кой-то гигантской фигурой российской контрреволю­ции — масштаба Савинкова. Самое время хотя бы немного рассказать об этом человеке, втянутом в мясорубку «крас­ного террора».

Владимир Николаевич Таганцев родился 2 октября 1889 г. в семье доктора уголовного права, профессора ка­федры Уголовного права Петербургского университета, действительного тайного советника, сенатора (с 1887), члена Государственного Совета (с 1906), председателя Ко­миссии по тюремному преобразованию, почетного члена Российской Академии Наук (с 1917) Н. С. Таганцева (1843-1923).

Н. С. Таганцев происходил из небогатой купеческой се­мьи. Родом был из г. Пензы. Лишь благодаря своим лич­ным качествам он стал не только широкообразованным че­ловеком, но и крупным ученым, видным общественным деятелем России. И, к слову сказать, у него учились юриди­ческим премудростям в Петербургском университете мно­гие будущие крупные политики. Учиться у Таганцева счи­тали честью петербургские юристы-студенты, его репута­ция человека и ученого была весьма высока. В отличие от отца или, скажем, другого юриста, постигавшего законы юриспруденции в стенах университета и спустя два десяти­летия решившего его судьбу — Вл. Ульянова, юный Влади­мир Таганцев без интереса перелистывал речи судебных ораторов прошлого, старинные фолианты римского права в библиотеке отца или «Кодекс Наполеона»... Юношу при­влекала биология. Кстати, в петербургской гимназии К. Мая, куда он в августе 1903 г. поступил, преподавание это­го предмета было поставлено образцово (как, впрочем, и остальных). Любопытно, что если В. Ульянов учился на юрфаке, где преподавал Таганцев-старший, Таганцев- младший учился в гимназии, председателем попечитель­ного совета которой был П. М. Горбунов, отец будущего личного секретаря В. И. Ленина, а затем управделами Со­внаркома. Неисповедимы пути твои, Господи!

Однако пока ни В. Ульянов, ни тем более юный сын П. М. Горбунов ничем молодому Таганцеву не угрожают и не мешают. И не от них пока зависит судьба Владимира Николаевича, который, закончил по первому разряду в 1907 г. гимназию К. Мая, поступает в биологическую груп­пу естественного раздела физико-математического фа­культета Петербургского университета.

В 1912 г. он так же успешно, как поступил, заканчивает университет. И так же, как поступал без блата, лишь за свои способности и усердие к наукам, получает предложе­ние остаться при университете. И 20 ноября 1912 г. начина­ет свою научную самостоятельную деятельность в должно­сти внештатного младшего лаборанта, но с ориентацией на подготовку к профессорскому званию по кафедре геогра­фии. Впоследствии был командирован за границу — для повышения знаний и развития навыков.

Война на некоторое время прервала удачно склады­вающуюся научную карьеру. В октябре 1916 г. он берет отпуск в университете и едет с отрядом Красного Креста на фронт.

Начавшаяся в России революция внесла еще одну кор­рективу в биографию Владимира Таганцева. Он возвраща­ется в Петроград, на кафедру, исполняет обязанности пре­подавателя. 28 сентября 1919 г. он избран преподавателем по кафедре географии. Надо сказать, что еще 1 октября 1918 г. Народный комиссариат просвещения, чтобы, как было объявлено, демократизировать состав преподавате­лей в университетах (а по сути, ввиду того, что большая часть старой профессуры эмигрировала либо отказалась служить большевикам, либо была репрессирована, либо, в силу недоверия, отлучена от кафедр), отменил традицион­ные ученые степени: доктор, магистр, адъюнкт. И ввел единое ученое звание «профессор» для всех, читающих са­мостоятельные курсы. Так совсем молодым В. Н. Таганцев стал профессором, но заметим, однако, — по своим знани­ям, подготовке он этому высокому званию вполне соответ­ствовал...

Одновременно В. Н. Таганцев начинает работать в Сап­ропелевом комитете. Сапропель — ил, образующийся из перегнивших растительных и животных останков на дне некоторых стоячих водоемов. Органических и химических удобрений не хватало, возникла идея использовать для удобрения истощенных полей сапропель. Комитет, в кото­рый вошел В. Н. Таганцев (многих его соратников по Ко­митету постигла та же печальная участь репрессирован­ных), и взял на себя научную проработку всех этих вопро­сов. Во время поездок в «экспедиции» он, как и его товарищи, привозил из российской глубинки в голодный Петроград небольшие толики продуктов, выменянных бог знает на что... В конце 1919 г. его арестовали вологодские чекисты [1] , обвинив в незаконном провозе продуктов сапро­пеля, а также продуктов питания для преподавателей ка­федры (не эту ли «спекулятивную деятельность» имели в виду и петроградские чекисты, собирая обвинения против Таганцева?). Казалось бы, дело житейское — вся Россия кишела мешочниками, вся Россия барахталась, пытаясь выбиться из тисков голода, в которые затащили ее пламен­ные революционеры.