А в случае с Названовым и вовсе, казалось бы, произош­ло чудо: и Ленин вступился (хотя, —помните его слова о Тихвинском про то, что химия и контрреволюция друг дру­гу не мешают? — вполне мог бы так сказать и ходатаям о Названове), и Политбюро поддержало (чувствуете, на ка­ком уровне только и можно было спасти невинного чело­века), и в ЦК РКП(б), к счастью, не нашлось ни одного со­ратника по большевистскому подполью, у которого, как в деле с профессором Тихвинским, сохранились почему-то неприятные воспоминания о приговоренном к расстрелу, или подозрения, хотя и ничем не подтверждаемые: а не ра­ботал ли тот на охранку? Большой удачей для Названова было и то, что он не вступал в партию, а потому и не выхо­дил из нее, разочаровавшись в большевистском экстремиз­ме. В общем — повезло.

Дальше уже было дело техники. Главное, что большеви­ки в правительстве, в ЦК вовремя заступились, а чекисты, в частности, в Петрограде, что-то замешкались и не успели быстро расстрелять невинного. Выписка № 7009 из прото­кола № 67 Заседания Политбюро ЦК РКП(б) от 14.10.21 за подписью секретаря ЦК В. М. Молотова (его враги называ­ли «железной задницей партии», но тут пунктуальность и аккуратность Вячеслава Михайловича как раз сослужили хорошую службу) была направлена в Петроградский губ- ком Угланову и Петрогубчека Семенову, и руководителю петроградских большевиков Григорию Зиновьеву(во-первых, положено, во-вторых, видимо, зная крутой нрав этого верного ленинца, легко санкционировавшего не только единичные, но и массовые расстрелы).

Исполнение приговора было задержано ВЧК. Как гово­рил Ильич, доверяй, но проверяй. И уже 16.12.21 секретарь В. И. Ленина Л. А. Фотиева, а 17.12,21 г. и сам Владимир Ильич запрашивают зам. председателя ВЧК Уншлихта о состоянии дела Названова и причинах задержки исполне­ния постановления Политбюро ЦК РКП(б). То, что Назва­нова не расстреляли, как говорится, спасибо большое. Но почему не освобожден? Видимо, все необходимые справки были в Москва получены, и сомнений в невиновности На­званова ни у кого уже не оставалось. Политбюро — инстан­ция солидная, но ВЧК — «фирма» самостоятельная. И Ун­шлихт в ответном письме от 19.12.21 сообщает, что осво­бождение Названова задержано до окончания следствия по делу Таганцева.

Лукавил, конечно же, «второй чекист страны»: Таганцев к тому времени был давно расстрелян, как и большинство его «подельников», которые о существовании и «дела», и «заговора», и «боевой организации» впервые узнали лишь в подвалах ЧК. Никаких документов новых не было и быть не могло — кому об этом и знать, как не руководителям ЧК, — сами ведь придумывали «дело»... Но... принято было соблюдать правила игры. Словно есть законы, правосудие, его исполнение. Словно есть прокурорский надзор, словно можно послать прокурорское представление с рекоменда­цией о пересмотре дела... Единственный «прокурорский надзор» тех лет — высшая инстанция — ЦК РКП(б). И то пришлось подождать, пока чекисты, «блюдя лицо» и сохра­няя «честь мундира», решат — пора или еще рано выпус­кать на свободу...

17 декабря 1921 г. М. К. Названов был из-под стражи ос­вобожден. «Один выпал из гнезда...» Случайно. Повезло...

VIII. «Бомбы для диктатуры пролетариата»

Начальник террора против памятника Володарскому

Следующая группа, входившая в качестве составной ча­сти в «Петроградскую боевую организацию» и рассматри­ваемая мною в рамках истории «Заговора Таганцева», — носила устрашающее название «Террористические груп­пы». Автору доводилось в ходе своих исторических изыска­ний листать материалы, повествующие о кровавой дея­тельности боевиков-бомбистов «Народной воли», партии социалистов-революционеров, наконец, большевиков. В памяти невольно вставали и такие террористы-экспропри­аторы, как Иосиф Сталин и легендарный Камо. Казалось, раскрою папку с «Делом», и передо мною предстанут такие же отчаянные храбрецы, обладавшие холодным разумом и горячим сердцем. С разумом вышла, однако, большая нео­жиданность, когда, читая материалы «Дела», я добрался до показаний Василия Ивановича Орловского. Что же касает­ся отчаянных храбрецов, то тут стоило еще разобраться, кто более на эту роль годился — «гнилой интеллигент», явно мягкий и робкий человек В. М. Козловский, или в жизни чрезвычайно в себе уверенный, но на допросах быс­тро скисший хлебопек-матрос В. М. Перминов. При пер­вом же беглом чтении материалов «Дела» возникли, мягко говоря, большие сомнения в факте существования группы, а также причастности проходивших по ней граждан к инк­риминируемым им преступлениям. Думается, читатель со­гласится со мной, если я изложу хотя бы некоторые сюже­ты этого «кошмарного» дела о «белом терроре» в Петрограде.

Итак, живет себе в Шлиссельбурге бывший военный моряк с эскадронного миноносца «Выносливый» Балтфлота Василий Иванович Орловский, 1898 г. р., как сказа­но в деле, без определенных занятий человек. Да и откуда взяться занятиям, если с флота он уволен после чисток, на­чавшихся сразу за поражением Кронштадтского восста­ния, а работы никакой в маленьком Шлиссельбурге нет. И решает он, как сказано в справке ПЧК, «вместе с команди­ром судна и гр. Шмидтом» (по делу потом привлекались граждане А. Н. Шмидт и Д. Л. Шмидт, но то ли не нашли родства с эмигрантом, то ли не доказывали какую-либо вину, но эту пару Шмидтов отпустили по домам и «уголов­ное дело в отношении их было прекращено в процессе рас­следования»!) или, как отмечалось в показаниях свидетеля В. И. Кубасова, «вместе с командиром Кветковским и стар­шим механиком» рвануть за границу. Тем более, что, хотя восстание давно кончилось, балтийских моряков время от времени загребало ЧК.

Очень хорошо, что бежал Василий Иванович вместе со свои командиром. Потому что сам Орловский был, судя по всему, довольно рассеянный человек с легкой фантазийностью в восприятии окружающего мира. Командир же корабля — он всегда командир. Организован переход в Финляндию был четко и, с военной точки зрения, един­ственно правильно. В небольшом Шлиссельбурге, где все друг друга знают и ежедневно видят, был пущен слух, что «уйдут» 10 сентября 1919 г. Может быть, соответствующие службы к тому дню и проявили к морякам необходимое в таких случаях внимание, но, как показал на следствии сви­детель, «разболтав всем о 10 числе, убежали 7—8 сентября, и в дальнейшем их более не видели».

То есть сам переезд в Финляндию будущего «белого тер­рориста» Орловского подтверждают свидетели В. Н. Куба­сов и И. Д. Муразин. Тут все сходится. А вот что дальше стало с «командиром Кветковским» и «гр. Шмидтом» — не известно. Орловский же Василий Иванович долго в Фин­ляндии не выдержал и бежал обратно, благо опыт перехода границы получил под руководством офицера. Но на этот раз шел один, тут его и взяли. Не на границе, впрочем, а уже в Петрограде, куда он прибыл в апреле 1921 г., в самое неудачное для себя время, когда петроградские чекисты стали собирать всю «контру» в один мешок, чтобы перетряся его, отобрать нужные кандидатуры для того или иного «дела». В. И. Орловский как боевой моряк показался впол­не подходящей кандидатурой на роль боевика, главаря тер­рористов. Его и «назначили».

Сейчас уже трудно проверить — сам ли Василий Ивано­вич, со слегка сдвинутой психикой после долгий метаний между Россией и Финляндией, придумал себе этот титул, или подсказал следователь, но в показаниях Орловского черным по белому написано: прибыл в апреле 1921 г. в Пет­роград с террористическими целями, создал террористи­ческую группу, на собрании организации, почему-то про­водившемся на польском кладбище (чем не сюжет для де­тектива, снимаемого на Детской и юношеской студии имени А. М. Горького?) был избран (!) начальником террора (!).