Они опять резали труп.
На радость себе палачи закончили дело на этот раз быстрее, чем в предыдущий. Обшарили труп, обыскали «бардачок» и багажник. В багажнике были запчасти к «ВАЗу» и «запаска», новенькая.
Вещи разделили полюбовно: меховую шапку (140 р.) взял себе Роман, деньги (75 р.) поделили на четыре части, вышло совсем немного. Электронные часы (60 р.), заметив озлобленный взгляд и напрягшиеся мышцы Дробова, отдал «душителю». Вене в руки сунул сумку с запчастями. Бросил небрежно:
— Отдай Сашке, пусть продаст. Деньги поделим. Так что свое получишь.
Проехав несколько километров, остановились. Стали оттирать травой и листьями кровь с чехлов сидений.
Роман критически оглядел сиденья, оттертые травой.
— Не, кенты, не пойдет: сымайте их к чертовой матери. Да-да, сымайте. Бросьте там, в кусты, да подале от «жмура», подале. Не возьмет покупатель с такими чехлами. Кровь заметна...
— А без чехлов, ну, как меньше даст? — засомневался прижимистый Веня.
— Не, уговорились на 8300, пусть попробует дать меньше, уши отрежу.
Веня и Дробов глянули в желтые, раскосые глаза Романа, поверили.
Окровавленные чехлы закопали, чуть припорошив землей, как и труп.
На въезде их действительно ждал Саня, выехавший ранее. Роман и Дробов из машины не выходили. Даже не поручкались — нечего церемонии разводить. Веня передал старшему брату сумку с запчастями к «ВАЗу» и «запаску», ухмыльнулся:
— Видал, миндал, не потел, а заработал! Продашь, поделим, — уже строго добавил он старшему брату.
Александр покорно опустил глаза. В семье Ахтаевых с его мнением никто не считался.
Машину поставили у рынка. Роман нашел «заказчика» — Ису Кулиева. Тот на веру слова не взял. Пошел машину смотреть: очень был недоволен, что следы крови остались.
—Аккуратно, слушай, делать надо. Аккуратно. За такой работа и денег меньше.
—А, что я говорил, — заканючил Веня.
— Помолчи! — рявкнул Роман. — А ты слушай меня внимательно, на копейку меньше уговоренного дашь, найду под землей и уши отрежу.
— Пмх, зачем резать... Пошутить нельзя! Держи свои деньги. Хороший машина. Совсем новий... — И он похлопал по крутому темному запыленному боку «ВАЗа», как, наверное, похлопал бы при покупке крутой бок лихого скакуна.
Когда спустя месяцы Михаил Коржев допрашивал Ису Кулиева, тот и тогда при упоминании имени Романа вздрагивал и опасливо озирался.
Потом, уже в Самаре, в небольшом азербайджанском кафе, где обмывали сделку, пока Серега Дробов обгладывал засаленной мордой жареные бараньи ребрышки, а Веня торопливо поедал чебуреки, горой возвышавшиеся перед ним на тарелке, Роман и Иса обговаривали второй заказ.
— Следующий машина нужен белий...
— Белые «Волги» редко попадаются.
— Тогда красний...
—Вы что там, в своем ауле, рехнулись? Куда на красной «Волге» ехать, барашков пасти? Да и не делают красных «Волг».
—Ах, жалко. У нас любят, чтобы цвет отличался, чтобы машин бил на всех непохожий.
— Могу черную «Волгу» с «мигалкой» достать. Но везти ее надо будет в Азербайджан в трейлере. Так попадешься.
— Зачем попадешься? Деньги ГАИ платишь, дальше едешь.
— Не, с «мигалкой» «бабками» не обойтись. Засекут.
— А белий не можешь?
— Не ручаюсь.
— Что ты можешь, слушай? Неаккуратно работаешь. Зачем кровь на заднем сиденье остался? Зачем свежий барашка в «Волге» вез? Свежий мяс в грузовик возят. Какой нерях!
Кто знает, почему Роман именно на это слово так взъелся. Но услышал «нерях», схватил острый, заточенный нож, которым Дробов соскабливал мясо с бараньих косточек, прижал лезвие к небритой шее Исы:
— Ты, паскудник, запомни на будущее и кентам своим накажи: что закажете, то и получите. Деньги, о которых договоримся, все до копеечки — в момент передачи «тачки». А если учить меня будешь, яйца отрежу, в рот твой поганый засуну и зашью суровыми нитками. Есть вопросы, старый козел?
Вопросов у Исы не было.
Роман довольно откинулся на стуле. Осклабился кривой улыбкой.
— Не боись, старик, со мной по-хорошему, и я по-хорошему. Зачем нам лишняя кровь?
На самом деле Роман любил кровь. И разборки любил.
На одном из допросов он скажет следователю Коржеву:
— При виде крови мы звереем.
— Кто «мы»?
— Мы, Ахтаевы. Это черта у нас такая семейная.
— И Александр?
— И он. Боится, но до первой крови. А после крови — все смелые.
— Кто ж первую кровь пускает, чтоб все смелые были?
— Поймал меня, ментяра, ладно... Я и пускаю. Я, я, я бью первым! И что ты мне сделаешь? Больше срок дашь? Не испугал. Мне и на зоне теперь паханом быть. Понял? Ты так и будешь шестерить в своей прокуратуре, а я — паханом. И на зоне, и на воле.
— Недолго уж, — усмехнулся Коржев. — Следствие заканчивается. Я про тебя уже все теперь знаю.
Он действительно многое узнал в ходе следствия про Романа Ахтаева.
С 15 лет по тюрьмам и зонам, «ментов» ненавидел лютой ненавистью. А «ментами» считал всех представителей правоохранительных органов, по ведомствам их не делил.
Уверил себя, что преступники попадаются, потому что оставляют свидетелей. И дал зарок, создавая банду, в которую вовлек всех своих братьев — и старшего Александра, и среднего Вениамина, и младшего Равиля, — более он ошибок допускать не будет.
Свидетелей надо «мочить». Роман всех в страхе держал — и родных братьев, и физически сильного и не менее злого Дробова. В зоне Роман не признавал даже самых крутых авторитетов. Весь в шрамах. Чудом живым выходил из разборок. Но заслужил в конечном итоге репутацию «бешеного», которого не трогали даже «воры в законе». Злые, желтые как у волка, чуть раскосые глаза постоянно искали вокруг опасность, обиду, врага. Первая реакция на любой внешний раздражитель: «Убью!» Когда насиловал, а без насилия любовь не признавал, приставлял нож к горлу и шипел: «Убью». Когда проводил разборки с теми, кто покупал у него машины «из-под трупа», тоже, чуть что, недовольство какое или меньшая, чем договорились, сумма, обещал: «Убью!» Почерпнуто из многочисленных свидетельских показаний. Роман, когда читал эти показания, крестики карандашом ставил против фамилий свидетелей (свидетель, к сожалению, при нынешнем законодательстве у нас очень беззащитен перед изобличаемым преступником; по закону следователь обязан давать читать свидетельские показания подследственному, словно «подставляя» их возможной мести), серьезно обещал следователю: выйду с зоны, всех «замочу», из-под земли достану. Потом задумчиво добавлял: «Тебя, может, и не стану...»