– Как дела, капитан? Хорошо ли тебе спалось на новом месте? – спросил Азамат почти дружески, как настоящего гостя.
– Спасибо хозяину, не пришлось спать на голых досках. Хотя и на такой мягкой постели отдохнуть трудно. Душновато здесь, а у меня что-то с дыханием не в порядке. Я там, в бронетранспортере, похоже, дыма наглотался. В горле першит. – Вьюгов перевел дыхание.
Оно и в самом деле было таким же хриплым, как у сильно курящего человека, хотя капитан никогда в жизни не страдал этим пороком.
– Дыхание… – Азамат на несколько секунд задумался. – Да, отравление дымом – не слишком приятное дело. Обычно при этом еще и голова болит. Как у тебя?
Вьюгов пожал крутыми крепкими плечами и заявил:
– Я на это внимания не обращаю. Голова болит, но это, скорее всего, последствия контузии. Транспортер сильно тряхнуло, и я головой о броню ударился.
Он потрогал свою распухшую скулу, предполагая, что там должен быть кровоподтек. Амир посветил ему в лицо фонариком, чтобы убедиться в правоте слов своего пленника. Следы удара о броню, видимо, были заметны.
Азамат покачал головой и спросил:
– Сотрясения мозга хоть нет?
– А я знаю? В темноте не проверишь.
– Проверь сейчас. Умеешь?
– Умею.
Проверять, конечно, можно было и в темноте. Разницы никакой. Но капитан сказал так в надежде выклянчить хоть какое-то освещение для себя. Тимирбеков не возразил. При свете фонарика Вьюгов начал водить перед лицом пальцем в стороны, провожая его взглядом без поворота головы.
– Есть сотрясение, но не самое сильное. При серьезном боль в глазах долго держится, при легком быстро уходит.
Капитан врал, но сам чувствовал, что ему почему-то трудно обманывать Азамата Тимирбекова. Не потому, что амир был слишком проницательным человеком. Пленнику просто хотелось быть с ним честным, и это странное желание его слегка угнетало. Но он усилием воли победил свое смущение, вовремя вспомнил, что перед ним действительно враг, убивший множество его товарищей и имеющий желание доставить федеральным силам как можно больше неприятностей, кровавых и огненных.
– Значит, тебе еще недели две надо в себя приходить… – думая о чем-то своем, сказал Тимирбеков. – Я слишком поторопился, назначив бой на следующее воскресенье. Ты можешь упасть после первого же пропущенного удара.
Стационарных средств для проведения томографии мозга в банде, судя по всему, не имелось. Амиру приходилось полагаться только на слова пленника. Но этот капитан, видимо, вызывал у него какие-то положительные эмоции, и амир верил ему. Может быть, он чувствовал в нем мужество воина, как в себе самом, и это заставляло амира уважать Вьюгова.
– Думаю, две недели – это слишком много, – сказал капитан. – Но десять дней было бы неплохо. И три дня на подготовку, как договаривались.
Азамат переглянулся с Бейбарсом и дал возможность капитану рассмотреть его. Конечно, это был китаец, но не из тех круглолицых северных типов, которые любыми способами переходили границу с Россией. Они, как правило, женились на старушках, которым за семьдесят, и обустраивались на российском Дальнем Востоке. Местные жители всех их поголовно звали хунхузами [3] , хотя это слово вовсе и не обозначает национальность.
Бейбарс, или Чун, был несомненным представителем населения Южного или Центрального Китая, где люди имеют больший рост и относительно тонкое телосложение. Бейбарс был весь составлен из крепких мышц и сухожилий. Это не скрывала даже одежда. Конечно, он должен быть быстрым и неудобным противником. Капитан рассматривал Чуна именно в этом качестве, пытался оценить его возможности, но все же рассчитывал, что схватка не состоится.
Китаец никак не отреагировал на взгляд Азамата и ждал, что решит амир. Хотя он мог и не знать русского языка. Поэтому Тимирбеков решил вопрос сам, без совета со стороны.
– Мне не хотелось бы, чтобы схватка была односторонней, – сказал он. – Я сегодня проверял, что умеет Бейбарс. Он хороший боец. Может быть, лучший из тех, кого я встречал. Он, скорее всего, убьет тебя. Но мне не хотелось бы, чтобы ты вообще не имел никаких шансов. Поэтому я дам тебе, как ты просишь, десять дней и еще три, хотя и сомневаюсь, что ты сможешь подготовиться к схватке.
– Я всегда готов к бою. Я попал в плен, будучи в хорошей форме. Три дня мне хватит. Я начну приводить себя в порядок раньше, буду тренироваться прямо здесь, если ты разрешишь. Какие-то упражнения можно выполнять даже в этой… – Он хотел сказать «камере», но сдержался, чтобы не оскорбить гостеприимного хозяина. – В этом гроте.
– Что тебе нужно, чтобы чувствовать себя лучше?
– Я бы попросил молока. Оно всегда помогает при отравлении, но здесь, как я полагаю, его не найти.
– Я пошлю кого-нибудь. Назирхан сходит. Он знает, где взять молоко. Уже приносил нашему раненому. Правда, не коровье, а козье. Ты будешь такое пить?
– Это даже лучше.
– То, что молоко тебе принесут из Чечни, тебя не смутит?
Зачем и почему Тимирбеков заговорил про Чечню, капитан Вьюгов не понял. Может быть, это было обычное кавказское хвастовство. Дескать, мы такие, можем и издалека доставить. Но тогда не прозвучало бы слово «смутит». Здесь что-то другое. Капитан не понял, что именно, но переспрашивать не стал. Вопрос вообще-то мог разрешиться просто. Приграничные дагестанцы не дружат с чеченцами. Да и не только приграничные. Они вообще считают себя главной национальностью Кавказских гор и на остальных посматривают свысока. В высказывании амира могли содержаться отголоски этих отношений.
Но Вьюгова заинтересовало другое. Чечня… Она не слишком-то и далеко, если уметь летать как орел. Чечня находится как раз за этим хребтом. Значит, есть проход, ведущий туда? Этот вопрос хорошо было бы как-то выяснить. Он мог оказаться важным для осуществления побега.
– Нет.
– Что еще?
– Свет хоть какой-нибудь надо бы. От темноты люди быстро слепнут.
Азамат кивнул и спросил:
– Еще что?
– Когда начнется интенсивная подготовка, я бы хотел побегать. Пусть даже по тому же ущелью, под приглядом автоматов твоих парней. Это возможно?
– Это возможно. Когда соберешься, скажи мне. И вообще, если что будет нужно, говори часовому. Он меня позовет. Я живу не так далеко отсюда.
Азамат кивнул на прощание и повернулся к двери. Лучи двух фонариков пересеклись вместе, осветили стену. Она была мокрая. Раньше капитан такого не видел. Он даже, как помнил, трогал эту стену рукой. Тогда она была сухой. Значит, внутри горного хребта происходят какие-то геологические процессы. На этом, если хорошо подумать, также можно сыграть.