— А я полагал, что вы находитесь в Испании вместе с доблестным Генрихом Трастамарским.
— Так оно и было, но во Францию я прибыл, чтоб набрать подкрепление. Я вернусь обратно, Найджел, и приведу с собой четыре тысячи отборных французских копейщиков, так что перед вашим Принцем, быть может, предстанет достойный его противник. Господь да будет с вами, друг мой, и до встречи в лучшие времена!
— Вряд ли во всем христианском мире найдется еще такой бесстрашный человек и такая милая, прелестная дама, — сказал сэр Найджел стоящему рядом Аллейну, глядя вслед французскому рыцарю и его супруге. — Но ты бледен, Аллейн, и лицо твое печально. Уж не ранили ли тебя в этой схватке?
— Нет, достойный лорд, я думаю о своем друге Форде и как он еще вчера сидел на моей кровати.
Сэр Найджел сокрушенно покачал головой.
— Двух храбрых оруженосцев я потерял. Не знаю, почему погибли молодые побеги, а старый негодный сорняк остался невредим, но, видно, есть причина, раз все это в руках господних. Ты заметил, Аллейн, что вчера вечером леди Тифен дала нам знать о грозящей опасности?
— Да, заметил.
— Клянусь апостолом, душа моя чует, что в Туинхэмском замке на самом деле беда. Не представляю, однако, как могут высадиться на берег морские разбойники, скотты или французы, в таком количестве, чтобы осадить крепость. Созывайте людей, Эйлвард, нам пора двигаться. Стыд и позор, если мы не будем в Даксе в назначенный день.
Лучники разбрелись среди развалин, но по сигналу трубы быстро собрались вместе; они набили добычей все карманы, а что не поместилось — взвалили на плечи. Когда они выстроились и каждый молча занял свое место, сэр Найджел окинул их пытливым взглядом, и на лице его заиграла довольная улыбка. Высокие, загорелые и мускулистые, с ясным и суровым взглядом, ловкие, подтянутые, эти испытанные в боях люди были отменными солдатами для любого командира. Среди них попадались ветераны, сражавшиеся с французами, седые, поджарые, с морщинистыми свирепыми лицами и косматыми, нависшими бровями. Однако большинство составляли молодые, франтоватые лучники — цветущие лица, бороды расчесаны, из-под плотно прилегающих стальных шлемов выбиваются волосы, в ушах сверкают золотые или украшенные драгоценными каменьями серьги. Расшитые золотом перевязи, шелковые пояса, дорогие цепи, которые многие из них носили на крепкой, загорелой шее, свидетельствовали о том, что этим вольным лучникам жилось недурно. У каждого за плечами висел лук с тисовым или ореховым стержнем, простой и прочный — у людей постарше, расписанный яркими красками и с резьбой на обоих концах — у молодых. Кольчуги, белые куртки с красным львом святого Георгия, меч или боевой топор у пояса довершали снаряжение; у иных поперек лука висела еще смертоносная секира или пятифутовый деревянный молоток, прикрепленный к кожаной перевязи. Сердце сэра Найджела радостно забилось, когда он взглянул на бесстрашные лица воинов и увидел, как непринужденно они держатся.
Больше двух часов Отряд шел через лесную и болотистую местность вдоль левого берега реки Аверон; сэр Найджел следовал верхом, по правую руку ехал Аллейн, у левого стремени шагал испытанный лучник, старик Джонстон. К концу этого перехода рыцарь знал уже все, что ему хотелось узнать о своих людях, об их делах и намерениях.
В пути лучники однажды увидели на противоположном берегу речки вооруженных всадников — это были французы, мчавшиеся в сторону Вильфранша.
— Это сенешал Тулузы со своими солдатами, — сказал Джонстон, из-под ладони разглядывая всадников. — Будь он на этом берегу, он, может быть, попытался бы атаковать нас.
— А почему бы нам не перейти реку? — заметил сэр Найджел. — Обидно разочаровывать этого достойного сенешала, если ему хочется помериться с нами силами.
— Нельзя, — сказал старый лучник, — брода нет до самого Турвиля. Сенешал направляется в Вильфранш, и с теми, кто попадет ему в руки, быстро покончат: у этого человека разговор короткий. Это они с сенешалом Бокера повесели Питера Уилкинса из нашего Отряда в день святого Петра, за что, клянусь черным распятием Уолтема, они сами будут болтаться на веревке, когда мы до них доберемся. Но вот и лагерь и наши товарищи.
Лесная тропа, по которой они шли, вывела их на прогалину, отлого спускавшуюся к реке. С трех сторон ее окружали высокие нагие деревья с густым подлеском падуба меж стволов. На дальнем конце этой лесной прогалины стояло четыре-пять десятков хижин, аккуратно сложенных из дерева и обмазанных глиной; над крышами вился синеватый дымок. Рядом, на привязи, паслись лошади и мулы, тут же слонялись лучники; одни стреляли по мишеням, другие разводили костры и вешали над ними котлы. Увидев возвращавшихся товарищей, они шумно приветствовали их, а всадник, объезжавший за лагерем своего коня, поскакал навстречу. Это был веселый подвижный человек, богато одетый, с круглым, гладко выбритым лицом и черными, как уголь, сверкающими, живыми глазами.
— Сэр Найджел! — воскликнул он. — Сэр Найджел Лоринг, наконец-то! Клянусь честью, мы ждем вас целый месяц! Добро пожаловать, сэр Найджел! Надеюсь, вы получили мое письмо?
— Оно-то и привело меня сюда, — ответил сэр Найджел. — Но право, сэр Клод Латур, меня удивляет, почему вы сами не ведете этих стрелков, поистине лучшего военачальника им не найти.
— О нет, клянусь святой девой Эспаррской! — возразил с гасконским акцентом сэр Латур. — Кому, как не вам, знать характер ваших островитян, сэр Найджел? Они пойдут только за своим соотечественником. Их не переубедишь. Даже я, Клод Латур, сеньор Моншато, владеющий полномочиями высокого, среднего и низшего суда, не мог добиться их расположения. Две сотни дуралеев собираются и держат совет, потом приходят их представители — этот Эйлвард еще с кем-то — и заявляют что разойдутся по домам, если ими не будет командовать именитый англичанин. Многие из них, как я понимаю, явились сюда из какой-то лесной местности, не то Хампи, не то Хампти — язык не выговорит такого слова. Вы живете в тех краях, вот они и решили, что вы должны быть их командиром. Однако мы рассчитывали, что вы приведете сотню воинов.
— Мы соединимся с ними в Даксе — они уже там, — ответил сэр Найджел. — Но не будем мешать людям: они намерены нарушить свой пост, поговорим о наших делах потом.
— Пойдем в мою хибару, — сказал сэр Клод. — Пища у меня тут очень скромная — молоко, сыр, вино, свинина, — надеюсь, ваш оруженосец и вы не обессудите на угощение. Вот и мой дом, тот, где возле двери развевается знамя, — невидная резиденция для лорда Моншато.
Сэр Найджел сидел за трапезой молчаливый и рассеянный, тогда как Аллейн внимал болтовне гасконца, рассказам о великолепии его собственных владений, о его успехах у женщин, о его победах на войне.
— Вас ждут славные дела, раз уж вы тут, сэр Найджел, — сказал он наконец. — Я слышал, что Монпеза слабо укреплен, а в том замке двести тысяч крон. В Кастельно я подкупил башмачника, и темной ночью он спустит нам веревку из своего дома у городской стены, как только я ему прикажу. Обещаю вам, что вы загребете груды доброго серебра в одну из первых же ночей: тут кругом сколько душе угодно богатой добычи, отличных вин и хорошеньких женщин.