«Боже упаси!»
«Именно, Дмитрий. И ещё помолитесь, чтобы кто-нибудь не засунул вам микрофон за подкладку. Если всё так серьёзно как вы говорите…»
«Утверждаю, что очень серьёзно!»
«… В этом случае ваша информация уйдёт очень, очень высоко. Но если вы, использую нашу заинтересованность в ваших связях или вашей информированности, начнёте вести не вполне честную игру… Вы понимаете, какого рода проблемы у вас возникнут в этом случае?»
«Да, вполне».
«Надеюсь, вы и в самом деле настроены на сотрудничество».
«А у меня нет другого выхода, Лартс. Ваш… человек…»
Вот здесь, именно в этом месте хрипы стали особенно явственно слышны. Вильяру даже показалось, что у Дмитрия началась одышка… Или просто комок докатил к горлу?
«… Ваш человек это поймёт. Поймёт, когда я начну излагать свои условия. Нет, пока не могу… Мне надо собраться. Решиться. Давайте вечером… Я буду. Ровно в восемь вечера. Давайте…»
Всё, на этом запись оборвалась. Дмитрий ушёл. Как говорил Лартс — неожиданно замолчал, махнул рукой и быстро пошёл прочь. Не оглядываясь. Смотрел прямо перед собой. Правую руку засунул в карман плаща, левой махал в такт шагам. Голову держал высоко. Шаг решительный, быстрый…
«Не суетился» отметил Лартс. «Чувствуется, мужик сильный, волевой. Не из пугливых. И к истерике не склонен. Соображает неплохо. Но чего-то всё-таки боится… И здорово боится! У таких людей мышление рациональное и к беспричинным страхам он явно не склонен. Не темноты же он боится и не чертей под кроватью!»
«Тогда чего?» спросил себя Вильяр.
И открыл глаза.
Чего?
Пора!
Вильяр встал и открыл шторы. Прикрыл ладонью глаза, защищая их от плеснувшего в лицо яркого света. Утренние облака растаяли под солнцем, и небо, кроткое голубое небо глядело сверху на просыпающийся город.
«Бабушка когда-то говорила» вспомнил Вильяр. «Ангелы ночью умывают солнышко. И укладывают его спать. И райской росою моют небо. Потому оно каждый день как новое. С самого сотворения мира… Лииза всё ещё спит. Это хорошо. Пусть выспится. А я уехал… по делам. У меня сегодня много работы. У меня сегодня очень длинный день».
Вильяр вышел в коридор, надел куртку. На ходу подхватил портфель, что приготовлен был заранее, с вечера, и на минуту остановился у двери. Прислушался, надеясь уловить чуть слышное, ровное дыхание спящей Лиизы.
И повернул ручку замка лишь после того, как звук этот, слабый, едва различимый, быть может призрачный, но такой милый, родной, такой знакомый — долетел до него.
«Сладких снов» пожелал Вильяр.
Едва только закрыл за собой дверь.
21.06.1994, вторник, 13.40, Санкт-Петергбург
— Ну и цены у вас в Питере! Не угонишься! Это ж надо — три тысячи за тарелку супа!..
— Так это смотря где питаться, Захар Петрович. Ежели в ресторане…
— Да где там в ресторане! Вон, в кафешку какую-то зашёл по дороге. За полный обед, ну там — первое, суп, стало быть, второе, компот, за всё это — под шесть тысяч, и это ведь, считайте, без мяса почти. Второе — жаркое, так написано. А где там мясо? И нет почти, кусочек — еле виден. Жаркое… Какой уж ресторан! В ресторан и не суюсь.
— У вас то, в Нижнем, с ценами полегче ситуация?
— Да тоже не очень. Но с вашими не сравнить. Мне на мои командировочные тут как раз неделю протянуть.
— Проблемы у вас с финансами?
— Да как сказать…
— Как есть.
— Да у кого их нету?
— У всех есть. У кого-то больше, у кого-то меньше. А у вас в конструкторском бюро как? Зарплату не задерживают?
— Задерживают.
— Надолго?
— По разному, Дмитрий Алексеевич, по разному. Раньше — ненадолго, так, на неделю от силы. А в этом году что-то сильно затягивать стали с выдачей. В некоторых отделах до месяца доходит. Кто на заказах сидит — у тех полегче. Ну, подработки разные, конечно. Без них тоже — никуда. И всё, знаете, затягивают. Не платят. Говорят, у самих с платежами проблемы.
— Кто говорит?
— Да руководство, кто же ещё.
— А сами как думаете, отчего задержки такие?
— Да по разному говорят. Это же предположения одни. Кто говорит, дескать, в банках крутят. Кто всё на безалаберность валит. В общем, тяжеловато, конечно, бывает. Особенно недели через две после зарплаты. Тут уж… крутимся. Что-то, чувствую, я вам уже жаловаться начал. Не за тем меня, наверное, позвали?
— Да, можно сказать, за тем и позвал. Ничего, что посредине рабочего дня? Не отвлёк вас?
Шатров вздохнул и отрицательно помотал головой.
— Да нет, Дмитрий Алексеевич, не отвлекли. У меня, знаете ли, все дела до обеда в основном. Тут ведь распорядок дня всё ещё старый остался. Рабочий день с восьми утра начинается, к обеду все основные дела заканчиваются. Так что где-то после часу мне уже и делать в конторе нечего. Так иногда, в цех захожу…
— А там работы идут?
— Ну, не тех масштабов, что раньше… Но идут. Трудятся пока, трудятся. И я вот консультирую, по мере сил.
— Чего так скромно, Захар Петрович? Вы в своей области специалист известный, имя ваше до сих пор на слуху. Мне о вас многие говорили…
— Кто же, если не секрет?
— Ну, скажем, Светловский Игорь Степанович. Помните его? Ваш ученик?
— Помню, как же. Помню. Вы, стало быть, с Игорем знакомы? Он тоже ведь в судостроении человек… не последний.
— Конечно, Захар Петрович, и ученики ваши — люди весьма уважаемые.
Михайлов встал и подошёл к окну. Щёлкнул тумблером — и кондиционер, старого, советского ещё образца, загудел басовито, заворчал; видно, тяжело ему было спросонья да в такую жару гонять густой, тополиным пухом наполненный воздух, из последних сил пытаясь охладить его.
Михайлов положил ладонь на крышку кондиционера.
— Вибрирует, вроде?
— Что? — переспросил Захар Петрович.
— Кондиционер, вроде, вибрирует? Точно, как трактор трясётся. И звук рычащий какой-то… Менять пора, давно причём. Ему уже лет десять наверное. Импортный бы поставить… А, Захар Петрович? Хорошо бы импортный поставить?
— Да неплохо бы. А у вас… с финансами то получше? Ничего, что я спросил?
— Очень правильный вопрос задали, Захар Петрович. И своевременный. Я ведь тоже не просто так вас вопросами о зарплате донимал. Грех, конечно, человеку в карман заглядывать…
— Ну, в мой то не грех. Там всё равно трудно что-то разглядеть.
— А ведь это ужасно, Захар Петрович. Вы не находите?