— Все верно, а трудности — это лишь составляющая моей жизни, и притом очень важная и серьезная составляющая. Махмед, а где ты выучился так хорошо говорить по-русски?
— У меня два высших образования, — улыбнулся Махмед. — Ну, вот мы и приехали. Ты сейчас зайдешь в туалет и постараешься привести себя в порядок, а я быстро найду нужного человека, чтобы тебя посадили в самолет. У тебя деньги на билет есть?
— Есть, — кивнула я головой.
— Хорошо, — встречаемся через пять минут в зале регистрации. — Только не тяни, регистрация уже закончилась.
— Само собой.
Зайдя в туалет, я посмотрела на свое отражение в зеркале и даже вскрикнула. Черное, запачканное сажей лицо… Грязная одежда, порванная в нескольких местах, и волосы все в саже.
— Бог мой. — Я посмотрела на часы, схватила лежащее на раковине мыло и сунула голову под кран.
Проходящие мимо женщины откровенно возмущались, показывали на меня пальцем, смеялись, но я не обращала на них ни малейшего внимания. Хорошенько вымыв голову, я оторвала как можно больше туалетной бумаги и использовала ее вместо полотенца. Посмотрев на свою изодранную одежду, я принялась ее замывать и пришла к выводу, что мои темные джинсы смотрятся очень даже ничего. Затем, не придумав ничего лучшего, стянула с себя блузку и принялась ее стирать все под тем же злосчастным краном.
Следившая за чистотой в туалете девушка-арабка, закутанная по самые уши в теплую ткань, заморгала глазами, с ужасом посмотрела на мою обнаженную грудь, подскочила ко мне, замахала руками и что-то защебетала на своем языке. Постирав блузку, я принялась сушить ее под сушкой для рук и успокаивать возмущавшуюся арабку, которая, по всей вероятности, вымогала с меня деньги за то, что я нарушила какие-то местные туалетные правила.
— Успокойся, дорогая, — ласково улыбнулась я. — Ты думаешь, мне приятно стираться в этом свинарнике? Здесь же дышать нечем. Ты бы лучше шла туалет убирать или попрыскала чем-нибудь, а то ведь сюда можно только в противогазе заходить. И не смотри ты так на мою грудь. У меня грудь очень красивая, я и сама это знаю. А вот ты зря так запаковалась, на тебя ни один мужик не взглянет. Хотя ваши мужики на вас вообще не глядят. Они только в нашу сторону смотрят. Ты бы блузку какую обтягивающую надела с декольте, а то нацепила черт-те что. Балахон какой-то. И не кудахчи мне прямо в ухо. У меня от тебя голова болит.
Разумеется, арабка не понимала ни единого моего слова, и, когда я показала ей на швабру — мол, поди лучше приберись, — она раскипятилась еще пуще. В ее потоке арабской речи несколько раз прозвучало английское слово «мани».
— Нет у меня мани, рэкетирка чертова. Я бы тоже от мани не отказалась. А мани зарабатывать надо. Так что иди, зарабатывай свои мани. И распакуйся хоть немного. А то тело совсем не дышит.
Когда блузка немного подсохла, вставшая у другого крана русская женщина осуждающе покачала головой и заступилась за кричавшую арабку.
— Девушка, вы зачем тут такое устроили?! Разве так можно?! Это же туалет, а не баня! Вы бы еще тут подмываться прилюдно начали!
— Будет нужно, начну, — злобно ответила я и принялась надевать блузку.
— Вот по таким, как вы, о нашей нации и создается впечатление. Как они могут относиться к русским, если они видят подобное? Из-за таких, как вы, нас селят в самые плохие номера на первый этаж и без балконов. И из-за таких, как вы, нас обзывают на улицах и смеются нам вслед.
— Они не из-за меня вас на улицах обзывают, — совершенно спокойно ответила я и принялась застегивать пуговицы. — Я здесь ни при чем. Просто нация такая бестолковая, и развитие у них соответствующее. А насчет того, что нас селят в плохие номера, так это не я, это все мы виноваты, что считается, мол, для русских сойдет и так. Потому что мы не привередливы и не умеем отстаивать свою честь. А еще потому, что мы не дружные. Вон немцы какие дружные, их черта с два на первый этаж поселят. Они такую бучу поднимут. А русские сразу деньги суют, там где их совать совсем не нужно.
— И все-таки все это происходит из-за таких, как вы! — воскликнула разнервничавшаяся и раскрасневшаяся женщина и вышла из туалета.
Надев блузку, я тряхнула мокрыми волосами и с трудом удержалась, чтобы не стукнуть мыльницей по голове кричавшую арабку.
— Хватит орать! Дура набитая! Возьмешь мани в другом кармане!
Когда я вышла к Махмеду, он тут же схватил меня за руку и повел к какой-то регистрационной стойке.
— Быстрее! Быстрее. Ты почему так долго?! Люди уже в самолете сидят!
— Я в порядок себя приводила.
— Долго ты себя в порядок приводила.
— Быстрее не получалось. Как я хоть выгляжу?
— Чистая, но очень мокрая.
— Пусть я лучше буду чистой, но очень мокрой, чем грязной, но сухой.
Когда в моих руках появился билет на самолет, я пожала Махмеду руку и отвела глаза в сторону. Махмед пожелал мне летной погоды и как-то виновато добавил:
— Не держи на меня зла за то, что произошло той ночью. Я же мужик, а тот, кто прилетел сюда с тобой, просто сволочь.
— Ты тоже сволочь, — не сдержалась я. — Таких сволочей еще поискать надо. Ладно, давай. Удачи тебе.
Помахав расстроенному Махмеду рукой, я пошла на посадку и старалась не оборачиваться назад… Потому что теперь, после всего, что со мной случилось, я дала себе установку: НИКОГДА И НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НЕ ОБОРАЧИВАТЬСЯ НАЗАД.