Я кивнула и выскочила из гримерки в коридор. Пока я бежала на улицу, по пути мне встретилось немало служащих. Вряд ли удастся выполнить просьбу менеджера провести врачей незаметно. Я выскочила на улицу и увидела перед входом длинную очередь из желающих попасть на концерт. Вот же ж… «Дерьмо какое!» – выругалась я словами Хосе Мануэля. Такое количество людей меня беспокоило не из-за возможности скандала, а из-за страха, что машине будет сложно проехать.
Казалось, прошло два часа, а на самом деле – несколько минут до того момента, как сгущающиеся сумерки разорвала яркая вспышка мигалок «Скорой помощи». Предупрежденные охранники профессионально освободили подъезд и дали возможность двоим медикам беспрепятственно войти в клуб. Я проводила их в гримерку и сама осталась там же. Прислонившись к стене затылком, я тяжело выдохнула, не в силах отделаться от ощущения дежавю. Второй концерт сопровождается вызовом медиков. Будто во сне я смотрела, как парню вводят какое-то лекарство, как грузят его на носилки. Голоса доносились до меня словно сквозь вату.
– Я поеду с ним, – сказал Хосе Мануэль, когда носилки с Чави вынесли в коридор. И строгим окликом остановил ринувшегося за ним Рауля: – У вас есть чем заняться. Полчаса до концерта, решайте, как будете выкручиваться. Ты ли берешь гитару в руки, Дани ли с Серхио делят между собой партии Чави – делайте что хотите, но концерт начните без задержек и отыграйте на все сто! Как обычно.
Отдав распоряжения, он быстрым шагом отправился догонять носилки с Чави.
– Дерьмо… – сказал на этот раз уже Рауль, запуская пальцы в волосы и еще больше ероша их. – Дерьмо.
Погруженный в свои мысли, он вышел, даже не оглянувшись на меня, будто забыв о моем присутствии. Я поднялась, машинально взяв с пола бумажку, и бросилась догонять мужа.
Концерт начали, как и велел менеджер, практически без задержек. За такое короткое время подготовить удалось лишь фонограмму звучания гитары. Уже позже Рауль мне объяснил, что в компьютере есть запись всего диска по партиям. Так что на том концерте вместо живой игры Чави звучала запись. Но концерт и правда отыграли даже не на сто процентов, а на все двести, словно загадали на свое выступление, как сложится все дальше у Чави.
Хосе Мануэль появился после того, как была отыграна последняя нота. Никто в зале не расходился, ожидая появления музыкантов, чтобы попросить автографы и лелея надежды сфотографироваться с ними. Я увидела, как Хосе Мануэль прямо из зала прошел за кулисы, и отправилась догонять его. Я задержалась, объясняя не узнавшему меня охраннику, что я не фанатичная поклонница, желающая пробраться в гримерку, а приехала вместе с группой. Наконец меня пропустили. И я бросилась разыскивать Рауля. Обычно в эту паузу между концертом и автограф-сессией ребята торопливо принимали душ и переодевались. На этот же раз Хосе Мануэль, не дав им отдышаться, собрал всех в одной из гримерок. Я было сунулась в приоткрытую дверь, но, услышав гневный голос менеджера, испуганно выскочила в коридор. Никогда еще я не видела Хосе Мануэля таким. Я знала его как спокойного человека, который, казалось, даже при угрозе конца света не потеряет самообладания, найдет нужные слова, чтобы успокоить паникующих, и обязательно – решение. Добрый, заботливый, за своих подопечных готовый жизнь отдать. Я никак не могла представить его не то чтобы в гневе – даже рассерженным. Хотя слышала: ему удавалось совершать невероятное, улаживать самые сложные вопросы в два счета, добиваться своего, выбивать самые лучшие условия. Поэтому с трудом узнала в этом взъерошенном, с красным от гнева лицом человеке, чей голос, будто утроенный динамиками, разносился по всему коридору, Хосе Мануэля. От испуга я даже вжалась в стену, но так и не осмелилась прикрыть дверь в гримерку.
– Еще раз повторяю – всем и каждому лично, что, если повторится подобная ситуация, распущу, к дьяволу, группу, закрою все пути и выходы! С этим идиотом еще будет отдельный разговор! И не обещаю, что он останется в группе! Запомните: нет среди вас незаменимых! Нет звезд! Как взлетели, так и скатитесь в дерьмо! Клянусь, застукаю кого-нибудь еще за этим делом – вылетит в два счета! Или я не Хосе Мануэль Герреро. И не посмотрю, ты ли это, – менеджер указал пальцем на Рауля, – ты ли… или ты.
По очереди он ткнул пальцем в каждого парня. Все сидели, понурившись, словно школьники, хоть самому младшему из них, Хайме, исполнилось двадцать девять, а старшему, Фернандо, – тридцать четыре.
– Солист ли, гитарист ли, клавишник – не важно! Найду, кто петь будет, кто играть, кто на барабанах стучать. А то и вовсе проект закрою. Запомните! Чтобы мне этого дерьма не было! Ни тяжелых, ни легких наркотиков! Никаких! Утоплю всех!
Удивительно, что никто из ребят и не пробовал возразить, возмутиться, оправдаться. Никто из них и не притрагивался к наркотикам, но они слушали своего менеджера с такой виной на лице, будто их тоже, как и Чави, поймали с поличным.
– Скрещивайте пальцы на удачу, чтобы эта история не разлетелась по Интернету или газетенкам. Вам такая слава ни к чему, – сказал уже более спокойным тоном Хосе Мануэль и провел ладонью по взмокшей шее. – Стоит хоть чуть-чуть испачкаться – отмыться будет сложно. И не важно, что вы в этой истории все в белом, и не важно, что этот идиот, может, в первый и последний раз попробовал порошок, – стоит лишь дать повод для разговоров… Ты, как никто, уже знаешь, как легко стряпаются «сенсации», – ткнул он пальцем в Рауля. Тот поднял голову и дальше уже слушал, глядя менеджеру в глаза. – Запомните все, что я вам сказал. Работать и еще раз работать, без глупостей. Взлететь не так уж сложно при правильном раскладе. Вам это удалось. Самое сложное – продержаться. Если будете дурить, никто и ничто вас не спасет. Никакие таланты. Еще вчера были кумирами, завтра станете мальчиками для битья. Я с наркоманами не работаю – запомните раз и навсегда. Это мое кредо. Все. Переодеваться и – в зал. Раздавать автографы с улыбками и фотографироваться с поклонницами. Вперед! А я опять в госпиталь к Чави.
Этой ночью мы никуда, конечно, не уехали: Чави оставили в госпитале до утра, хоть он себя уже и чувствовал вполне хорошо. Хосе Мануэль остался с ним, а ребятам велел хорошо отдохнуть, сказав, что, возможно, уже утром сорвемся в путь – в зависимости от состояния их друга. Время уже приближалось к двум часам ночи, когда все разошлись по своим номерам.
Мы с Раулем тоже вернулись к себе, но, несмотря на поздний час, спать оба не хотели. Я приготовила нам бутерброды. Но Рауль лишь надкусил свой и так, зажав его в руке, похоже, совершенно забыв о нем, бродил из угла в угол. Я видела, что он очень расстроен и обеспокоен.
– Концерт вы отлично отыграли! – попыталась приободрить его я.
– Да, да, – рассеянно отозвался он, не бросив в мою сторону даже взгляда.
– Рауль… Сядь, не мельтеши.
Он послушался, сел, но тут же опять вскочил на ноги. Положил бутерброд на стол, бросив на меня виноватый взгляд:
– Дерьмовая ситуация, Анна.
– Ты про Чави?
Он кивнул:
– Если выяснится, что он действительно принял наркотик, Хосе Мануэль прекратит с ним все отношения. Боюсь, даже шанса не даст. Может, позволит отыграть с нами еще пару концертов, и все. А может, уже и завтра домой отправит.