А Анна незаметно для себя вдруг слегка подалась к нему вперед через стол, выказывая тем самым полное доверие. Он еле удержался от спонтанного движения протянуть ей навстречу руку и накрыть ее лежащую на столешнице ладонь своей. Или коснуться пальцем той пресловутой родинки у косточки. Отрезвило его ее движение, когда она вдруг бессознательно покрутила обручальное кольцо на пальце. И у него вдруг на мгновение перехватило дыхание – как от удара, когда его Долорос, преданную им, уводил тот, кто имел на нее все права.
…А он, тот, другой, которому сидящая напротив него девушка ответила «да» и с кем скрепила союз брачным поцелуем, кому клянется в верности и любви жаркими от полыхающей между ними страстью ночами, он, тот, другой, целует ее в эту родинку на запястье? Рассматривает ли ее руки миллиметр за миллиметром, не прикасаясь к ним губами, а лаская их лишь взглядом? Или овладевает ею, довольствуясь лежащими на поверхности «тайнами» и не догадываясь о скрытых секретах, которые можно открывать ночь за ночью на протяжении долгой или не очень – кому как отведено судьбой – жизни?
Видимо, эти мысли отразились в его взгляде, потому что Анна вдруг нахмурилась, а затем вопросительно вскинула брови. Он качнул головой и с трудом отвел взгляд от кольца на ее пальце. Перевел взгляд на ее губы, приоткрытые будто для поцелуя…
– И что стало с той девушкой, с Долорес? – спросила она. И по нетерпению, смешанному с некоторым удивлением, он понял, что уже давно молчит, рассматривая губы Анны.
– Умерла, – ответил он. – Муж запер ее. От потрясения у нее случились преждевременные роды, ребенок не выжил. А ее, обессиленную, обескровленную, держали взаперти – наказанную, проклятую, опозоренную. Она ждала, что музыкант придет за ней, но не дождалась. Ей сказали, что его убили, и она просто не захотела жить без него. Ее убило лживое слово. Она погибла в пожаре, который сама спровоцировала.
– А музыкант?
– А он опоздал, – криво усмехнулся он. – Пришел ночью и увидел огонь. Его убили там же, возле догорающего дома. Вот так Сальвадор бесславно погиб от удара в спину.
– Погоди! – воскликнула Анна. – Как ты сказал? Сальвадор?
Он только сейчас понял, что, рассказывая эту историю ей, ни разу не назвал имени музыканта.
– Да. Его звали Сальвадор.
– Но… – В ее изумрудного оттенка глазах прочиталась растерянность. – Мне ты тоже представился Сальвадором. Это твое настоящее имя или ты взял его себе в память о том музыканте?
Он усмехнулся, достал из кармана бумажник, а из него – пластиковую карточку и протянул Анне. Пусть у нее не останется ни капли сомнения в том, что он с ней куда откровенней, чем на исповеди у священника.
Она повертела в пальцах удостоверение личности и протянула обратно.
– Сальвадор Сегура Отеро? – удивленно спросила она.
– Семейная легенда гласит, что для будущего ребенка уже было заготовлено имя. Но роды были чрезвычайно сложными и якобы во время их моей матушке явился Спаситель. Она благополучно разрешилась от бремени, а родившемуся мальчику, то есть мне, дала имя Сальвадор.
– С таким же успехом могла наречь тебя и Хесусом – не такое уж тут редкое имя.
– Могла. Но Сальвадор, видимо, ей понравилось больше.
– А фамилия Сегура? Такая была у последнего владельца гитары. Он просто твой однофамилец или родственник?
– Отец, – ответил Сальвадор, наслаждаясь изумлением в ее глазах, вызванным этим сюрпризом.
– Но почему ты сразу…
– Думал, догадаешься, что я имею отношение к тому владельцу, в чьей квартире ты побывала, – усмехнулся он.
– Твой отец недавно умер…
– После того, как отнес гитару в магазин.
– Соболезную.
Он слегка склонил голову, принимая ее сопереживание.
– Я нашел гитару, одержим которой был. Узнал ее так же, как и те трое музыкантов из прочитанных тобой историй. И дело было не только в отличительной детали – орнаменте. Я ее почувствовал. Но мой отец, знавший о моих поисках и прочитавший записанные когда-то мной истории, решил поступить иначе. Бедный, думал, что спасет меня от рока тем, что отдаст гитару в другие руки. Но это судьба, Анна. Я и эта гитара связаны так неразрывно, что ничье вмешательство не может нарушить эту связь. Мы с ней будто одна душа.
– Но тем не менее ты не можешь ее получить, иначе вскоре умрешь. И будешь обречен вновь искать ее, находить и опять умирать в одном и том же возрасте?
– Ты все правильно поняла.
Его обрадовало, что она действительно уловила то, что он желал до нее донести. Неспроста он выбрал ее в союзницы.
– Чего ты хочешь, Сальвадор?
– Разбить этот цикл. С твоей помощью.
– Но… как я тебе могу помочь? У меня даже нет этой гитары! Она пропала…
– Она обязательно объявится. Она не пропадает навсегда. Мы с ней связаны, не забывай.
– Твой отец умер после того, как избавился от гитары. Значит ли это… – Она замолчала, не зная, как продолжить. Сальвадор понял ее:
– Пропажа гитары не снимает угрозы с твоего мужа, Анна. Сейчас в этой связке вы: ты, гитара, твой муж. Я пока нахожусь за пределами этого круга, если можно так сказать.
– Но почему я?
– Вспомни, что возле музыканта всегда находилась женщина, которая наносила, образно говоря, последний удар. Женщина, которая испытывала к нему страсть.
– Ты хочешь сказать, что я могу убить собственного мужа? – ужаснулась она.
– Не утверждаю – предполагаю.
– Поэтому следил за мной? – догадалась она.
– Я выбрал тебя в союзницы, – напомнил он.
– И что я должна делать?
– Пока просто довериться мне.
– Ты мне мало объясняешь.
– Я тебе этой ночью и так рассказал уже достаточно. А до этого половину подсказок дал через записи.
– У нас нет предыстории этой гитары. Есть история Сальвадора и Долорес, есть легенда о том, как была создана эта гитара – заказана, есть три истории музыкантов. Но нет связки между первой историей и заказом гитары.
– Верно мыслишь, – похвалил Сальвадор.
– Чтобы снять проклятие, надо узнать, кто и почему его наложил.
– Об этом я и думаю постоянно, моя дорогая Анна. Я тоже, как и ты, побывал в Молино Бланко – еще до твоего визита. Но пока я знаю то, что знаешь и ты.
– Материал – вот зацепка. Почему-то тому человеку было очень важно, чтобы гитару изготовили из принесенного материала. Ты упомянул, что привязан к этой гитаре так, будто в ней заключена часть твоей души? И с инструментом связан также образ этой несчастной Долорес.
– Я тоже думаю, что в гитару включили какие-то предметы, которые имели к нам прямое отношение. Ко мне, например, – обломок моей гитары: в музыке была моя душа, я любил дедову гитару едва ли не сильнее, чем Долорес.