Мой взгляд все еще продолжал скользить по строчкам статьи о Франсуа Рене: «… Дюшабль, которого французская пресса называет «прославленным Франсуа Рене», заявил, что он сыт по горло классической музыкой. «Я принес большой кусок своей жизни в жертву одному проценту населения… Рояль является символом буржуазии и индустриального общества, которое должно быть разрушено. Рояль, который используется так, как это делает общество, — это самодовольный инструмент, не подпускающий близко тех, кто не разбирается в музыке…»
Ничего подобного я в жизни своей еще не слышала. И надо же, чтобы эта статья, датированная две тысячи третьим годом, попалась мне на глаза как раз в тот момент моей жизни, когда я так полюбила фортепьянную музыку!
«Итак, великий пианист уходит. На прощание он даст три концерта. Первый, в конце июля, завершится сбрасыванием рояля в озеро Меркантур, второй — сожжением концертного костюма. После третьего концерта рояль будет взорван в знак того, что «концерт мертв. Да здравствует музыка!!»
Это как же ему, должно быть, надоело играть на этом прекрасном инструменте, что он решил его взорвать!
Однако имеет ли кто-либо право судить его за столь экстравагантный и одновременно отчаянный поступок? Не это ли его протест, корни которого следует искать в самой сути исполнительства? И не произойдет ли нечто подобное с Алленом Реем? И что мы, простые слушатели, знаем о судьбе исполнителей? Об их нелегкой и полной постоянного, непрекращающегося напряжения жизни? Ведь они должны каждый день быть в форме. Выйти на сцену, в каком бы состоянии души ты ни находился, сесть за рояль и — играть, исполнять наизусть многочисленные концерты, сонаты, пьесы…
Размышляя над этим, я вдруг осознала, что, даже слушая игру Евгения Кисина, представляю себе за роялем именно Аллена Рея. Моего обожаемого Аллена.
В доме было тихо, впрочем, как всегда. Я не сразу обратила внимание на то, что мое самочувствие резко ухудшилось, что мне стало трудно дышать. Возможно, я так разволновалась, слушая музыку, или, наоборот, случайно наткнувшись в Сети на информацию, что музыкантам без имени и денег всегда сложно найти работу и заслужить известность. Что такие талантливые (как Аллен!) исполнители обивают пороги агентств, пытаясь найти хоть какую-нибудь работу…
И тут вдруг я наткнулась в Интернете на одно имя, показавшееся мне знакомым: Айзек Либерман. Мне показалось, что я видела это имя, написанное красными буквами на белой афише, приглашающей публику на один из концертов Аллена… Кто этот человек? Музыкальный продюсер… Возможно, это именно он привез Аллена в Москву, устроил ему эти короткие гастроли. Ну и что дальше? И зачем я вообще ищу информацию об Аллене? Может, я хочу узнать что-то о его частной жизни? Женат ли он, к примеру?
Я оторвалась от компьютера и поняла, что мне совсем худо. Но что такое со мной творилось, я не могла понять. Тревога, страх, даже какой-то иррациональный, леденящий душу ужас охватил меня, когда я осмотрелась и вдруг поняла, что я дома совершенно одна. Одна! Может, это не так уж и плохо, что Аннета зачастила ко мне? Во всяком случае, никаких особых страхов до сих пор у меня не наблюдалось. Я жила вполне спокойно и никаких признаков депрессии у себя припомнить не могла. Так в чем же дело? Что меня так разволновало?
Впору было звонить Аннете и просить ее приехать. Или… Или позвонить Нестору и сказать, что мне плохо? Что, кажется, у меня прихватило сердце? Конечно, он сразу же отреагирует: ко мне привезут доктора, возможно, даже положат в клинику на обследование.
Раздался звонок. Обычный телефонный звонок домашнего стационарного аппарата. Но пока я до него доползла, звонки прекратились и замурлыкал мой. Я не удивилась, увидев на дисплее — «Аннета».
— Аннета! Как же здорово, что ты позвонила!
— Тая? — Я услышала тихий, почти замогильный голос Аннеты. — Ты дома?
— Ну да! Где же я еще могу быть? А что случилось? Ты можешь сейчас ко мне приехать?
— Да… Да. Конечно. Тая, будь на месте и никуда не выходи из дома!
— Ладно… Когда ты приедешь?
— Я уже близко. Минут через десять.
Я обрадовалась. Но легче мне все равно не стало. Знать бы, какие лекарства принимают люди в таких ситуациях? Сердечные капли? Но у нас в доме их не держали. Возможно, потому, что мы с мужем были молоды. Совсем еще молоды. И у нас ничего, кроме головы или — изредка — живота, не болело.
Я устроилась на диване в своей комнате, свернулась клубочком, укрылась пледом и замерла. Прислушивалась к звукам, доносившимся с улицы. Вернее, к той оглушительной тишине, что окружала наш дом, стоявший на окраине поселка, рядом с заснеженным лесом.
Я никак не могла понять, что у меня болит. Где-то глубоко внутри, в середине груди словно бы кто-то невидимый — явно профессиональный убийца — вбил кол. И теперь медленно проворачивал его там, раздирая мне душу.
Когда в комнате появилась Аннета, боль немного утихла. Я стала какой-то бесчувственной. Лежала, свернувшись калачиком на диване, удивлялась тому, как же неожиданно и великодушно боль отпустила меня.
— Что с тобой?
— Не знаю… — Я попыталась подняться, но Аннета, присев рядом, взяла меня за руку и сказала тихо: — Крепись, моя дорогая девочка.
И тут я заметила буквально все — от черного костюма Аннеты до ее заплаканных, оплывших глаз, мокрого рта и комочка белого носового платка, зажатого в руке.
Она сказала мне, чтобы я крепилась. Значит, случилось что-то страшное с каким-то близким мне человеком? Но, кроме Нестора, у меня никого не было. Разве что тетка… Но Аннета ничего о ней не знала. Да и вряд ли она надела бы черный траурный костюм по моей воронежской тетушке.
— Нестор?! — прошептала я онемевшими губами.
— Он умер прямо за письменным столом. В своем кабинете. Инфаркт.
— Нет, — судорожно замахала я руками, как бы отгоняя невидимых мух. — Нет… нет!!!
— Георгий Александрович, извините, что я отвлекся на звонок… Итак. Вы начали рассказывать нам о том, что беспокоило вас в ваших отношениях с женой. С чего все началось, все эти сложности?
— Не знаю… Не помню. Я это просто почувствовал — что жена мне изменяет. Понимаете, Люда хорошая женщина, и я всегда любил ее. Я понимал, что слишком мало времени ей уделяю, что работа поглотила меня целиком. Но у меня такой бизнес… К тому же я никому не доверяю. На моих глазах свершилось столько предательств, столько хороших людей погорело на своем доверии, что я не мог допустить, чтобы и со мной произошло то же самое. Я лично курировал абсолютно все процессы, связанные с моим бизнесом. Более того, я контролировал и моих помощников, отвечавших за поставки сырья, оборудования, плюс людей, встречавших и отправлявших грузы. Возможно, вам покажется это чрезвычайными мерами, но во многих случаях, чтобы отследить деньги или товар, мне приходилось нанимать частного детектива. И, как я и предполагал, окружающие меня люди так и норовили обмануть меня.