— Отец, — заметил Сайнс, листая досье, — которого вы до сегодняшнего дня ни разу не навестили.
— Я не знал, что он здесь, — проворчал я.
Сайнс, явно не страдавший сочувствием, заметил:
— Если собственный сын не интересовался его местонахождением, вам не стоит удивляться, что и мы такого интереса не проявили.
— Вам платят, чтобы вы этот интерес проявляли!
— Нет, — возразил доктор. — Нам платят, чтобы мы принимали тела и помещали их в контейнеры. Если нас просят позаботиться о теле, мы это делаем, в противном случае — как повезет.
— Кому повезет?
Сайнс спросил, можно ли задвинуть платформу и закрыть дверцу отцовского склепа. Бросив последний взгляд на пустой контейнер, я положил записку на платформу и кивнул. Закрыв контейнер, доктор негромко продолжил:
— Стащить труп могли самые разные люди. Например, ваши коллеги. Гвардейцы появляются здесь довольно часто и увозят один или два трупа.
— Зачем?
— Тут вариантов множество. С трупом можно самые разные вещи проделывать. Гвардейцы не мои подчиненные. Так что выясняйте сами. Есть еще врачи — я этого никогда не заявлю публично, — которые обращаются с трупами гораздо более вольно, чем полагается. Там, снаружи, мертвое тело — редкий товар. Если одному из моих коллег требуется мертвец для экспериментов, он забирает мертвеца. Не надо заполнять никаких форм, отвечать на вопросы, если только у тела нет особой сохранной грамоты — к таким останкам никто никогда не прикасается.
— Мерзость… — пробормотал я.
— Что, если один из таких врачей найдет лекарство от рака? — Сайнс улыбнулся. — Но давайте не будем об этом. Мне кажется, записка исключает вмешательство профессионала — патологоанатомы не обременены чувством юмора. Значит, постарались гвардейцы или кто-то из служащих Холодильника.
— Медсестра?
— Медсестры, грузчики, сторожа, технический персонал, работники столовой — выбирайте сами.
— Зачем кому-то из них труп?
— Включите воображение. — Сайнс хмыкнул. — Одному очень хочется, чтобы о нем говорили на вечеринке, другой вздумал напугать до смерти дорогую старенькую бабушку или захотел отрезать голову и использовать ее вместо шара в боулинге. Могу продолжать до бесконечности.
— Как можно сузить круг вариантов? — поинтересовался я.
— Никак, — вздохнул Сайнс. — Вашего отца привезли в Холодильник давно. Тело могли утащить через неделю после помещения сюда или вчера, узнать это невозможно. Если вы настаиваете, можно начать расследование, но я бы не советовал, поскольку шансы найти виновного ничтожны.
Я уже успокоился — Сайнс действительно умел действовать на человека умиротворяюще. И, подумав, понял, что он прав. Поднимать волну неразумно. Только привлеку к себе внимание. К тому же это отнимет у меня время и отвлечет от главной задачи. Это загадка для другого дня, когда на моей шее не будет сидеть Кардинал.
— Я не стану заводиться, — сказал я, — но временно. Это ведь мой отец, и какая-то сволочь издевалась над его останками. Как бы вы себя чувствовали на моем месте?
— Разозлился бы. — Доктор Сайнс ухмыльнулся. — Но вы мне симпатичны, поэтому я поспрашиваю потихоньку. Сделаю вид, что интересуюсь анекдотами. Так можно больше узнать. Шутники такого рода обычно не в состоянии держать рот на замке, особенно если представляется возможность похвастать в разговоре с таким же чудиком.
— Спасибо, Сайнс. — Я не ожидал такого отношения.
— Только одно условие, — прибавил он.
— Выкладывайте.
Он показал на свой беджик:
— Не могли бы вы называть меня доктор Сайнс? Пожалуйста.
Когда уже дома делал в блокноте заметки о встрече с доктором Сайнсом, я вспомнил кое-что, сказанное Руди Зиглером. Полистав блокнот, я нашел нужные записи. Когда я спросил у старого предсказателя, не имеет ли, по его мнению, отношения вырезанное на спине Ник солнце к брошке с символом инков, которую она носила, он ответил, что сомневается. И пояснил: инки поклонялись Солнцу, а Ник лишилась жизни ночью. Кроме того, добавил Зиглер, инки, будь они причастны, совершили бы убийство не в отеле «Скайлайт», а на месте возведения памятника Манко Капаку.
Я записал прописными буквами: СТАТУЯ МАНКО КАПАКА — РАЗОБРАТЬСЯ — и подчеркнул надпись. И решил: уже поздно туда ехать, отправлюсь завтра утром.
Я чувствовал себя слишком взвинченным, чтобы оставаться дома. Если буду сидеть и размышлять, мысли наверняка вернутся к Холодильнику и пустому контейнеру с именем моего отца на дверце. Мне было необходимо действовать.
Я вышел на улицы и снова принялся расспрашивать про Паукара Вами. Слух о моей заинтересованности распространился уже весьма широко, и многие понимали, в чем дело: слышали о Ник и нашей с ней связи. По слухам выходило, что я ее любил и над ее мертвым телом поклялся расквитаться с убийцей. Я не стал тратить время на возражения.
Я не узнал ничего нового, хотя в этот раз о Паукаре Вами рассказывало значительно больше людей. Кое-кто даже видел убийцу, и это, вместе с задаваемыми мною вопросами, убедило многих в его виновности. Некоторые хвастались, будто видели, как Вами убивал Ник, а пару человек заявили, что помогали ему. Но оказалось достаточно лишь немного на них надавить, чтобы выяснилось, что никто не может представить никаких доказательств.
Я прикатил домой поздно, ноги болят, блокнот полон имен, теорий и подсказок. Несколько человек упомянули Фабио, предположили, что он знает о Вами больше, чем другие, но я не хотел ехать к нему вскоре после нашей последней встречи. Это выглядело бы так, будто я прошу об одолжении сразу после моей попытки вылечить мальчика. Надо подождать пару дней и обратиться к столетнему сутенеру, если все другие способы окажутся неудачными.
Я прибрался в квартире, надеясь устать и потом быстро заснуть, а не лежать без сна, ворочаясь с боку на бок и думая об отце.
Не сработало. Хоть я и вымотался, заснуть не смог, а когда удавалось задремать ненадолго, в сны мои тут же вторгались разноцветные гробы, смеющиеся скелеты и визжащие свихнувшиеся призраки.
На строительной площадке кипела бурная деятельность. Рабочие сновали в разных направлениях, как муравьи. Прорабы с мегафонами координировали их действия резкими командами. Краны перемещали огромные тяжести с одного конца стройплощадки на другой. Наибольшая активность наблюдалась в центре, где высились два одинаковых сооружения, опутанных лесами. Они находились рядом, и я решил, что это две огромные ноги.
Я с интересом оглядывался по сторонам. Никто не задавал мне вопросов. Судя по размерам ног, статуя возводится огромная. Кто может финансировать такое строительство? Я присмотрелся к некоторым фургонам в поисках названий, но оказалось, что участие в строительстве принимают несколько компаний, причем все — через субподрядчиков. Рабочие в разговоры вступали неохотно: они уже отстают от графика, и, как я выяснил, если не успеют закончить вовремя, то лишатся крупной премии.