Когда мы снова поднялись наверх, часы показывали половину третьего. Я устал, но для Билла это было обычное время: он страдал бессонницей и редко ложился раньше трех или четырех. Он предложил сварить еще кофе. Отказавшись, я сказал, что пойду домой.

Билл моргнул:

— Я думал, ты останешься здесь на ночь.

— Я тоже так думал. Но теперь… — Я слабо улыбнулся. — Думаю, теперь мне будет лучше одному. Я уже давно так не плакал. Чувствую себя неловко.

— Не стоит. После того что тебе пришлось испытать, это нормальная реакция. Оставайся, Ал. Гостевая спальня готова.

— Я хочу уйти.

— Ну, тогда давай я тебя отвезу. Войду с тобой, и…

— Нет. Спасибо, но не надо. Прогулка пойдет мне на пользу. Может быть, еще поплачу по дороге.

Биллу все это не нравилось, но он знал, что спорить со мной бесполезно.

— Позвони, когда доберешься.

— Если не будет слишком поздно. В противном случае позвоню утром.

Я направился к двери.

— Ал? — окликнул меня Билл.

Обернувшись, я встретил его мрачный взгляд.

— Будь осторожен. Сегодня тебе повезло. В следующий раз — а мы оба знаем, что следующий раз обязательно будет… В следующий раз удача может отвернуться от тебя.

— Знаю, — вздохнул я.

— Мне бы совсем не хотелось хоронить тебя, Ал.

— Да мне и самому этого не слишком хочется. — Я с трудом усмехнулся и вышел.

До моего дома было далеко, но это меня не беспокоило. Пока шагал, я мог не думать о мальчике с развороченным пулей лицом.

15

На следующий день я старался не высовываться, полагая, что репортеры все еще за мной охотятся. Но вскоре выяснилось, что зря беспокоился. Очевидно, люди Кардинала хорошо поработали: хотя по радио то и дело звучала фамилия Фурстов, мое имя ни разу не было названо. СМИ даже не стали обсуждать тот факт, что один человек выжил, только несколько газет коротко об этом упомянули.

Около десяти часов нарисовался коп, привез мой велосипед и с улыбкой передал привет от Билла Кейси, и больше я никого не видел, пока не спустился в конце дня к Али за рогаликами. По пути я миновал нищего, который, переходя от двери к двери, предлагал купить у него какие-то открытки. Когда я вошел в булочную, Али обсуждал убийство Фурстов с покупателем. Они сошлись на том, что человек, виновный в таком безжалостном убийстве, заслуживает, чтобы его поджарили на электрическом стуле без суда и следствия. Я не хотел участвовать в дискуссии, боялся, что эмоции выдадут, поэтому быстро забрал свои рогалики, заплатил и удалился. Когда начал подниматься, снова прошел мимо нищего. Он уже почти добрался до моей квартиры и, видимо, скоро позвонит в мою дверь. Я вошел, приготовил мелочь и остановился у двери, поджидая его.

Нищий постучал дважды. Открыв дверь, я протянул монеты:

— Вот, возьмите…

И тут же замолчал, заметив трость и темные очки. Я сразу же вспомнил слепого, которого видел в крематории, и слепого на строительной площадке, но этот человек был совсем не похож на тех двоих. Он был моложе, ниже ростом и одет в обычную одежду.

Улыбнувшись, нищий помахал стопкой открыток, стянутых резинкой.

— Виды города, — пропел он. — Могу я заинтересовать вас видами нашего города? — Небольшая пауза, во время которой он приподнял голову и принюхался. — Сэр? Лучшие снимки города, какие только можно купить за деньги. Швейцарская площадь ночью, Петушиная бухта, гробницы-пирамиды. Очень красочные открытки. Идеально подходят для помещения в рамку или…

— Сколько?

— Сколько не жалко.

Я опустил монеты в банку, висящую на шее слепого нищего. Он прислушался, склонив голову, как падают монеты, и по звуку определил их достоинство; затем улыбнулся и протянул открытки в мою сторону. Я в них не нуждался, но взял, чтобы не обижать человека.

— Да благословит вас Господь, сэр, — сказал он, вежливо поклонился и двинулся к следующей двери.

Я взглянул на верхнюю открытку — неважный снимок гробниц в виде пирамид. Богатые идиоты платили большие деньги, желая быть погребенными в «египетском стиле». Я швырнул открытки на пол и принялся за рогалики.

Позднее я взялся за роман Эллроя, не забыв включить радио. И так увлекся замыслом автора, что только через двести страниц отложил книгу в сторону, чтобы дать отдохнуть глазам.

Я прослушал шестичасовые новости и, убедившись, что мое имя не упоминается, вложил в книгу закладку и пошел прогуляться. В конце улицы я выбрал направление наугад. Вечер оказался на удивление прохладным, и я похвалил себя, что захватил легкую куртку. Ходьба возбудила аппетит, поэтому я купил фруктов и хлеба в ларьке и принялся жевать на ходу.

Вернувшись домой, я заметил валявшиеся на полу открытки, когда стягивал куртку. Решил посмотреть поближе, поднял их и снял резинку. Я изучил открытку с видом кладбища и прочел на обороте, когда оно открылось, кто его строил, а также узнал, что гробницы представляют собой точные копии египетских пирамид и что там захоронены известные люди.

На следующей открытке были виллы Версаля. В этой части города я не бывал. Ее основала группа французских аристократов, бежавших из своей страны вскоре после Революции. И до сих пор там говорят преимущественно на французском языке. Богато украшенные дома отгорожены от окружающего предместья высокими стенами, многие здания переоборудованы в гостиницы, хотя с туризмом дела у нас всегда обстояли неважно.

Когда перевернул вторую открытку, желая прочитать надпись на обороте, я увидел третью, и первые две полетели на пол. Я взглянул на две последние открытки — Швейцарская площадь и Сад Кончита, — прежде чем отбросить их и присмотреться к джокеру. Это оказалась обычная фотография, а не открытка, и то, что было на ней, могло представлять интерес только для меня, а именно: вестибюль «Скайлайта».

Определить точно, днем или ночью был сделан снимок, не представлялось возможным: скорее всего, тот, кто снимал, стоял спиной к окнам. На заднем плане находились два человека, но фотография делалась не из-за них. Объектом съемки был мужчина в центре, застигнутый врасплох, когда он повернулся от стойки регистрации. Он был сильно загримирован, в шляпе с вуалью, но я сразу узнал Николаса Хорняка.

Перевернув фото, я обнаружил короткую насмешливую надпись от руки: «Угадай дату. И выиграй приз Фурста!»

Оказалось очень просто выяснить, что снимок был сделан вечером в день убийства Ник (как я понял, предполагалось, что я об этом догадаюсь). Я получил копию регистрационного журнала «Скайлайта», а в досье на Ника нашлось много образцов его почерка. Понадобилось около пяти минут, чтобы установить совпадение. Ник зарегистрировался в отеле под вымышленным именем Ганс Зиммермюллер, но запись в журнале, вне всякого сомнения, сделал он собственной рукой. И как оказалось, «мистер Зиммермюллер» получил 814-й номер, по соседству с номером, который сняла Ник.