— Это вам. Плата за аренду комнаты.
— Да не надо, — чуть смутившись, сказал сторож.
— Надо, — ответила Настя. — Я хочу заплатить.
— Ну, коли так… — Он забрал деньги и сунул их в карман кофты. — Чистую простынку найдешь в комоде. Там же и наволочка. Дырявая, наверное, но зато тоже чистая. Ну, а я, пожалуй, пойду. Камин выключить или выключишь попозже сама?
— Выключу сама.
— Ну, тогда до завтра.
Он поднялся со стула, кряжистый, сухой, сгорбленный годами, улыбнулся Насте на прощание и вышел из сторожки.
Настя не стала выключать камин. И чистую постель доставать не стала. Выпила таблетку, которую прописал ей доктор Макарский, запив ее остатками чая. Подумала — и выпила еще одну. Потом легла на диван, прямо на одеяло, и накрылась сверху своим плащом.
Во рту появился неприятный привкус. А потом Настя буквально почувствовала, как действует лекарство — оно распалось на молекулы, и те растеклись, разбежались по ее телу, подобно кругам на воде от брошенного камня, обволакивая каждый нейрон, каждое нервное окончание. Голова Насти налилась свинцом, и казалось, что теперь она никогда не сможет поднять ее с подушки. Не сможет… Да и не надо. Организм впал в оцепенение, а затем тяжелые, тягучие волны подхватили Настю и понесли ее прочь — в таинственную область сна.
Она не удивилась, увидев перед собой Алексея. Он отпихнул ногой в сторону сваленную на полу одежду, поднял Настю и аккуратно положил спиной на кровать. Почти задыхаясь от желания, она подняла колени и развела их в стороны. Но он не овладел ею сразу, сначала он долго ласкал ее грудь, заставляя ее изгибаться и вздрагивать в сладкой истоме, и лишь потом она почувствовала легкий толчок у себя между ног.
Он двигался ритмично и плавно, входя в нее на всю глубину. Настя тяжело задышала открытым ртом. Дыхание ее становилось все сбивчивее и громче, и вскоре переросло в стоны. Желание разрядки нарастало с каждым толчком и наконец стало нестерпимым. Настя громко вскрикнула, и он заглушил ее крик своим горячим поцелуем. Их тела обмякли.
— Тебе хорошо? — спросил он хриплым шепотом.
— Да, — тихо ответила она, удивляясь, что еще может говорить.
— А теперь спи, — сказал он. — Утро будет хорошим.
— А ты не уйдешь? — спросила она с тревогой.
Он улыбнулся и качнул головой:
— Нет. Все будет хорошо. Спи, любимая. И ни о чем не беспокойся.
Его слова заставили ее расслабиться и снова пуститься в плавание по волнам сна. Она закрыла глаза и погрузилась во тьму.
Когда она в следующий раз открыла глаза — за окном уже рассвело. Она лежала в своей спальне, на широченной кровати с великолепным матрасом, которую они выбирали и покупали вместе с Алексеем.
До ее ноздрей донесся запах свежесваренного кофе.
— Что происходит? — произнесла Настя вслух, понимая, что в квартире (и в ее жизни) произошло что-то необычное, неправильное, чувствуя смутное беспокойство, но еще не понимая, что именно ее растревожило.
— Эй, мамочка-лежебока! — донесся из кухни громкий веселый голос. — Хватит спать! Поднимайся!
Настя, по-прежнему чувствуя что-то вроде душевного и эмоционального оцепенения, которое настигает людей после испытанного шока, встала с кровати и машинально надела халат. Что-то было не так с халатом… Или — не с халатом?
И вдруг Настя поняла, что было не так.
Живот. Тяжелый, округлый живот, пристанище и колыбель новой жизни.
— Господи… — тихо пробормотала Настя.
Затем запахнула халат, на негнущихся ногах двинулась по квартире и подошла к приоткрытой двери кухни.
Алексей стоял у плиты и переворачивал деревянной лопаткой фаршированные блинчики. Он был в одних шортах и фартуке, мускулистый, взъерошенный. Глянув на нее через плечо, муж весело проговорил:
— А, проснулась! Между прочим ты продрыхла одиннадцать часов. Что будешь делать следующей ночью, а? Иди умывайся, сейчас будем завтракать!
— Ты… — Голос ее сорвался. — …Ты жив?
Алексей повернул голову и посмотрел на нее удивленно-веселым взглядом.
— Ну, ты, мать, даешь! Мы с Саней, конечно, мешали вчера вино с коньяком, но не до такой же степени. Да и не так уж много мы выпили.
Ноги Насти подкосились, и она непременно упала бы, не окажись рядом стула. Она тяжело опустилась на него.
Во взгляде мужа появилась тревога. Он выключил плиту, отложил лопатку и быстро подошел к ней, вытирая по пути руки о фартук. Присел перед Настей на корточки и заглянул ей в глаза.
— Что с тобой, Асюш? Тебе плохо?
Она подняла руку и провела пальцами по глазам, словно смахивала с них паутинку.
— Кажется, — пробормотала она, глядя на Алексея, — мне снился кошмарный сон.
— Бывает. — Алексей мягко улыбнулся. — Но сон остался в прошлом. А сегодня у нас с тобой будет прекрасный день. На улице солнце. Сейчас навернем блинчиков и отправимся в парк, на прогулку. Как тебе мой план?
— Какой сегодня день? — спросила вдруг с испугом Настя.
— Пятница, — ответил Алексей. — Самый клевый день в неделе. Кстати, как насчет того, чтобы сегодня вечером…
— С четверга на пятницу снятся вещие сны, — перебила Настя.
Алексей небрежно дернул щекой.
— Да ерунда. Слушай, Аськин, не забивай себе голову всякой мурой.
— Что-то не так… — с нарастающей тревогой пробормотала она.
— О чем ты?
— Это все… невозможно. — Последнее словно вырвалось у нее само собой, и Настя удивилась тому, что его произнесла.
По лицу Алексея пробежала легкая тень.
— Не пойму, о чем ты говоришь? — сказал он.
Настя наморщила лоб, припоминая.
— Два месяца назад, — проговорила она после паузы, продолжая напрягать память (что давалось ей довольно трудно), — мы с тобой сидели в кафе. Я попросила тебя купить мороженое.
— Мороженое? — рассеянно переспросил Алексей. — Какое мороженое?
— Ты вышел из кафе, и тебя… — Внезапно Настя побледнела. — Тебя сбила машина! — сорвавшимся голосом закончила она.
— Ужас, — сказал Алексей с легкой иронией. — Хорошо, что это всего лишь сон.
Настя несколько секунд пристально его разглядывала, а потом сбивчиво произнесла:
— Значит… ничего этого не было?
— Милая, это ведь твой сон, тебе виднее.
— Я имела в виду — в реальности. Тебя не сбивала машина?
Он протянул руку и ласково погладил ее огромной ладонью по щеке.