— Ты уверен, что это съедобно?
— Я уверен, что вкуснее ты ничего не ела.
— Да ты просто шеф-повар!
— Приходится им быть, — хмыкнул Алексей. — Пока Аська беременна, я на все руки мастер. И швец, и жнец, и на дуде игрец.
— Я от твоих блинчиков совсем растолстею!
— От моих не потолстеешь, — заверил ее Алексей. — Они у меня низкокалорийные.
Светлана вздохнула и напустила на себя обреченный вид. Впрочем, возражать не стала.
Завтрак начался. Блинчики оказались просто божественными.
— Ну? — спросил Алексей у жены. — Что скажешь? Если хочешь похвалить — хвали. Если не хочешь — все равно хвали, иначе завтра будешь готовить завтрак сама.
— Лешка, это очень вкусно, — искренне сказала Настя.
Муж подозрительно прищурился:
— Не врешь?
Настя сунула в рот очередной кусочек блинчика, покачала головой и проговорила с набитым ртом:
— Нет. Ты — гений!
— Чего?
— Ты гений!
— Повтори еще раз.
Настя хотела повторить, но, поскольку рот ее был снова набит, махнула на него рукой. Алексей засмеялся.
— Но имей в виду — это явление временное, — смешливо предупредил он. — Как только родишь, будешь стоять у плиты круглые сутки!
После третьего блинчика, сияя от сытости и удовольствия, Светлана вдруг снова озаботилась начинкой.
— Лешка, а из какого она мяса?
— Из свиньи, — спокойно ответил Алексей, ловко орудуя вилкой.
Светлана округлила глаза.
— Ты же сказал, что они низкокалорийные.
— Конечно. Они из очень стройной, низкокалорийной свинки.
Настя засмеялась. Светлана попыталась сделать строгое, недовольное лицо, но не сдержалась и тоже фыркнула от смеха.
А потом Алексей рассказал анекдот, и они снова смеялись. И Настя чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете.
После завтрака воспоминания о страшном сне почти полностью стерлись у нее из памяти. Проводив Светлану, супруги вернулись в гостиную и сели на диван. Алексей нежно обнял жену за плечи и спросил:
— Ты как?
— Нормально, — ответила Настя. — Только меня немного знобит.
Алексей потрогал ладонью ее лоб.
— Лоб не горячий, — сказал он. — Температуры точно нет.
— Вероятно, это просто нервы. Я чувствую себя усталой.
— Хочешь прилечь?
— Да.
Муж помог ей лечь на диван, заботливо укрыл ее пледом.
— Я не буду спать, — произнесла Настя. — Просто немного полежу.
— Как скажешь, — улыбнулся он.
Настя закрыла глаза. Она слышала, как Алексей выходит из комнаты. Потом ее окутала дрема, и Настя не смогла ей противостоять.
Пробуждение было внезапным. Настя открыла глаза и уставилась в потолок. Несколько секунд она пребывала как бы в прострации, не до конца осознавая, кто она и где находится. И лишь затем сознание прояснилось. Она вспомнила, что видела сон. Сон… Да-да, приятный сон. Кажется, в этом сне был Алексей — живой и невредимый. И он жарил блинчики.
Настя улыбнулась, не замечая, что по щекам ее стекают слезы. Потом огляделась. Она не сразу вспомнила, что находится в домике кладбищенского сторожа.
Полежав еще немного, но так и не сумев восстановить в памяти подробности сна, Настя поднялась с дивана, надела плащ, обулась и вышла на улицу.
Было утро. Настя несколько секунд постояла, вдыхая свежий утренний воздух. Заметно похолодало. Изо рта шел пар. Женщина поежилась.
«Холод, — подумала она. — Опять этот проклятый холод».
Шагая к метро, Настя никак не могла избавиться от ощущения, что в мире, пока она спала, случилось что-то страшное. Но что тут еще могло случиться? Алексей почти два месяца как мертв, лежит в мерзлой земле на глубине двух метров. Разве может быть что-то страшнее?
«Нет, — сказала сама себе Настя. — Не может».
А значит, и беспокоиться не о чем.
Однако беспокойство не проходило. Напротив, с каждым шагом оно все нарастало. Откуда-то появилось гнетущее ощущение недавней и очень большой утраты. И это ощущение было как-то связано со сном, который видела Настя, пока спала в сторожке Николая Кузьмича. Она плохо помнила сон, но знала, что в этом сне она снова была с Алешкой. И он жарил блинчики. И… что-то было еще?
* * *
Настя тихонько постучала в кабинет доктора Макарского и тут же, не дождавшись ответа, открыла дверь. За столом, спиной к ней, повернувшись на крутящемся кресле в окну, сидел мужчина.
— Доктор, — неуверенно окликнула она.
Мужчина развернулся вместе с креслом к ней. Худощавый, темноволосый, лет тридцати пяти-сорока на вид. Нос с горбинкой и мефистофельский излом бровей придавали его лицу оттенок насмешливой иронии, хотя карие глаза смотрели задумчиво, почти рассеянно, словно мыслями он был совсем не здесь. Он был похож на поэта или актера, которому суждено играть поэтов.
Незнакомец окинул ее любопытным взглядом.
— Я буду рад с вами поговорить, — сказал он. — Хоть я и не доктор.
— Простите, — произнесла Настя. — Я приняла вас за доктора Макарского. — Она чуть прищурилась. — А вы…
— Сумасшедший пациент, — договорил за нее мужчина. — А вы?
Она улыбнулась:
— Я тоже.
— Вы не похожи на сумасшедшую.
— Вы тоже.
Мужчина усмехнулся:
— Слово «тоже» — главное в вашем лексиконе?
— Да, наверное. Хотя раньше я этого не замечала.
Он поднялся с кресла, слегка перегнулся через стол и протянул ей руку.
— Глеб Корсак.
— Что? — не поняла Настя.
— Мое имя, — пояснил он. — Глеб Корсак.
— Настя Новицкая.
Они пожали друг другу руки.
— Какой у вас диагноз? — поинтересовался Глеб.
— Маниакально-депрессивное расстройство.
— Круто, — одобрил он. — Звучит как музыка.
Настя хмыкнула:
— Да уж, музыка. Траурный марш Шопена. А у вас?
— Диссоциативная фуга.
— Тоже неплохо.
— Опять «тоже»? — иронично сказал он.
Настя слегка покраснела.
— Простите. Я не нарочно. А что значит диссоциативная фуга?