Шелдон Кинес — вот гитлеровская молодежь, которая держала кинжал заточенным и стояла наизготове за спиной Эрни. Шелдон всегда считал Эрни самой большой помехой на своем пути к вершине «Клэй и Вестминстер». Эрни был из старого состава компании, но, несмотря на это, Мэндип всегда следил за тем, чтобы кинжал Шелдона оставался на безопасном расстоянии от Монкса. Однако теперь, кажется, Шелдон пользуется благосклонностью Мэндипа и потихоньку давит на него. Как? Неужели я потерял своего защитника?!
— Nil desperandum [5] , дружок, — прошептал Эрни и подтолкнул стакан джина ко мне. — Помни, ты все еще фаворит. Как и твой отец, тупой идиот. Если бы он был здесь, он сказал бы: «Опусти голову и дай Мэндипу отшлепать тебя. Повинуйся правилам компании и храбро иди к предназначенному для тебя пьедесталу в пантеоне „Клэй и Вестминстер“».
Мой отец вряд ли сказал бы что-нибудь подобное. В любом случае, он не был образцом для подражания, которому я ничуть и не пытался следовать. Мне нужен был живой заступник. Эрни был лучшим вариантом, пока не приехал Чарльз.
— Они отстранили меня от слияния, — сказал я. — Надеюсь, ты можешь что-нибудь сделать, достучаться до Чарльза? Он послушает тебя.
Эрни вздохнул. Его лицо приобрело серый оттенок, и это старило его. Да, он сдал после нашей последней встречи.
— Я уже не у двора, — сказал он, — или просто неуместен, как Чарльз сказал мне однажды. У меня шаткое положение. Конечно, у меня большой капитал и слишком много друзей, поэтому они не могут полностью игнорировать меня. Но я уже не приношу особо больших доходов, и мое достаточно экстравагантное поведение не особо привлекает новых клиентов. Они хотят, чтобы я помог со слиянием «Шустер Маннхайм» или с чем-нибудь подобным и потом ушел в тень. И я должен согласиться с их идиотским ничтожным планом, — Эрни макнул палец в джин и смачно облизал его. Он посмотрел на корабли и начал напевать какую-то мелодию.
— Для меня уже нет места в новой жизни, — задумчиво произнес Эрни. Как-то раз мой отец сказал, что внешность Эрни — всего лишь прикрытие, за которым скрывается нечто более сложное и утонченное — смешение чего-то на удивление не английского и трагичного. Эрни вздохнул. — Но я не могу согласиться с тем, что это правильно. Даже если это не так, спор с десятью тысячами консультантов по управлению разорвал бы меня на куски, — он вдруг изменился в лице. — Все же мои друзья должны навещать меня и отдавать мне дань уважения. Я хочу, чтобы ты был моим учеником и консультировался у меня, в конце концов ты же сирота, и тебе нужен отец.
— Моя мать все еще жива, — заметил я.
— Она женщина. Это не в счет.
— У тебя же была мать, Эрни.
— Может быть, — сказал он, но, казалось, он не хотел на этот раз следовать своей обычной философии добродушного женоненавистника.
— Мы говорили о «Сарацен Секьюритиз» сегодня на собрании по разбору клиентов.
Я знал, что не должен рассказывать Эрни об этом. В любом случае он не особо заинтересовался.
— Металлы, драгоценные, не драгоценные — в любом случае все предсказуемо, золото у них в почете. Турки, ты же знаешь. Но они много курят и благосклонно относятся к гомосексуализму, поэтому нам не надо быть очень строгими к ним. Кто был на собрании?
— Эллис Уолш.
— Уолш — сука.
Я поднял свой стакан:
— Я за это выпью.
— Над чем вы еще работали, — спросил Эрни, — перед тем как эта гитлеровская молодежь отобрала у тебя клиентов?
Я рассказал ему.
Он выглядел обеспокоенным.
— Да у тебя там полна кормушка клиентов, Фин. Шелдон собирается справиться со всем этим сам?
— Он собирается разделить их между Ламберхерстом, Сильверманом и Терри Вордманом. Этого-то я и боюсь, Эрни. Я могу получить дела назад довольно быстро. Но в каком состоянии они будут, после того как эта троица только посмотрит на них?
— М-да. Терри позаботится о них, — сказал Эрни. Я знал, что он с Терри уже пересекался, но для остальных Терри оставался загадкой: тихий, разборчивый человек, который имел дело лишь с вопросами правового регулирования и разбирался с ними безжалостно и успешно, что полностью шло вразрез с его скромной и аккуратной «мышиной натурой». Я всегда чувствовал, что у меня не получилось найти общий язык с Терри. Он всегда был вежлив со мной, но тем не менее казался враждебно настроенным по отношению ко мне, и причины этого я никак не мог понять.
— Что касается Сильвермана и Ламберхерста, — продолжал Эрни, — ты можешь быть уверен, они все завалят. Это не право, это детсадовская арифметика. За ними надо присматривать, когда они ведут дела для взрослых. Если хочешь, я еще раз поговорю с Чарльзом. Хотя я и не думаю, что это принесет тебе пользу.
Это было уже что-то.
— Я не понимаю, почему он это сделал.
Эрни прикурил сигарету:
— Ты имеешь в виду Карлсона?
— У него было все. Всего три недели назад он был на обложке ежемесячника «Слияния и приобретения», — конечно, его фотографию подретушировали, подкорректировали его волосы и зубы, но сходство было очень сильным. — Да еще у него жена и двое детей.
Эрни улыбнулся как-то зловеще.
— Ладно, Эрни, — сказал я, — мы все знаем, как ты относишься к семейной жизни.
Джей Джей редко упоминал о своей семье. На самом деле мне казалось, что у него дети не от своей жены. Но даже когда он напивался, нельзя было сказать, что его взгляд останавливался на каждой симпатичной попке или что он подмигивал какой-нибудь барной шлюхе.
— Возможно, ему надоела его популярность, — сказал Эрни, — двадцать миллионов в наши дни — опасная сумма.
Нет, не то. Конечно, Джей Джей: любил деньги. Но он говорил, что готов променять все это на свободу. Он чувствовал, что Уолл-стрит душит его. Бывало, он говорил: «Никакой тишины и пространства». Я обычно советовал ему: «Тогда брось всё это, ты же можешь себе это позволить. Купи остров и валяйся на нем». Но Джей Джей отвечал мне: «Нет, там охрана у дверей», и заказывал еще один бокал выпивки.
— И почему меня? Почему он пригласил меня посмотреть на это?
Эрни передернул плечами:
— Возможно, он любил тебя, малыш. Разве ты однажды ночью не убрал его руку со своей промежности, а? Даже в аду нет столько злости, сколько в сердце у отвергнутого банкира.
Эрни был расстроен. Он тупел.
— По-моему, ему было одиноко, — сказал я. Но почему? Люди готовы были заплатить за то, чтобы провести с ним вечер. И почему он постоянно был со мной? Я тешил себя мыслью, что это была какая-то дань уважения, что-то, превращающее партнерство в дружбу. Но это ведь не было дружбой, не так ли? Джей Джей говорил, я слушал. Я болтал, а он все больше напивался, его решительное, чисто выбритое лицо превращалось в ничто, его невозмутимая голова падала на руки, его темные выпуклые глаза блуждали от стакана к рядам бутылок. Возможно, он лишь смотрелся в зеркало за бутылками. И видел там что-то, чего я не мог увидеть.