– Не могу знать. Еще слишком свежи глубокие раны и свежи воспоминания. У меня на душе пусто. Совсем недавно я увидела смерть. Я видела смерть – это страшное зрелище. А что касается женской дружбы, то я не говорю, что я полностью ее отрицаю. Она бывает, но крайне редко. Чаще встречается женская солидарность, чем дружба. А вообще, самое ценное у человека – это семья. Сначала в которой ты рождаешься, а затем которую создаешь сам. Нужно жить на благо своей семьи, а все остальное – второстепенно. В отношениях вне семьи между людьми всегда должна быть дистанция.
Я посмотрела на висящие в кафе часы и быстро встала.
– Извини, но я опаздываю на работу. Мне нужно собираться. Если тебе понадобится алиби, то ты знаешь, где меня можно найти.
– А можно я тебя провожу?
– Я тороплюсь. И передай, пожалуйста, своим ребятам мои соболезнования.
Влад встал, приблизился ко мне и жадно поцеловал меня в губы.
Я покраснела, но не произнесла ни единого слова. Я хотела сделать вид, что этот человек мне безразличен, но не смогла. У меня не было на это ни сил, ни желания. Я чувствовала, как меня неудержимо влечет к Владу. Страсть захлестывала меня, и я подумала, что самый лучший способ ей противостоять – это как можно быстрее уйти домой.
Зайдя во двор, я обратила внимание на сидящую на лавочке Кристину и, не удержавшись, спросила:
– Кристина, ты приросла, что ли, к этой лавке? На море-то хоть ходишь? Там вода как парное молоко. Стоило ли приезжать на море, чтобы сидеть на этой лавочке?
– Да я почти две недели на этом море, уже от души накупалась. Это ты только что до него дорвалась и готова в воде сидеть сутками. Сейчас ребенок спит. Проснется, жара спадет, и пойдем на море.
– Сходи, не пожалеешь.
– А ты как покупалась?
– Как в сказке, только народу полно.
– Да, народу полно – это точно.
– Ладно, пойду собираться. На работу пора.
Я чувствовала, что Кристина хотела задать мне еще несколько вопросов, но, не имея ни малейшего желания с ней разговаривать, сделала вид, что очень сильно тороплюсь, и тут же пошла к себе. Распахнув дверь, я все же включила в своем курятнике свет и принялась собираться на свою так называемую работу. Надев вечернее платье и босоножки, я достала маленькое зеркальце и постаралась в нем себя рассмотреть. Затем разложила на кровати всю косметику и стала краситься. Я смотрелась в зеркало и сама себя не узнавала. Я привыкла выглядеть более естественно, не так ярко. И все же я начинала нравиться сама себе: чересчур открытое, сексуальное платье, модные босоножки и ярко накрашенные чувственные губы. Мимо такой девушки ни один мужчина не сможет пройти равнодушно. Настоящая искусительница! Поначалу мне хотелось разбить зеркало об стену, смыть этот яркий макияж и надеть привычные джинсы, которых у меня, увы, с собой не было. Но чем дольше я на себя смотрела, тем сильнее мне хотелось оставить все, как есть. Мне начинали нравиться перемены, произошедшие во мне. Мне хотелось почувствовать, каково же быть искусительницей, и увидеть, как ведут себя мужчины, когда встречаются с такой женщиной.
Я никогда не жаловала каблуки и все время ходила в кроссовках, но сейчас… Сейчас, несмотря на то что на высоких каблуках я чувствовала себя крайне неловко, я попыталась скрыть свою врожденную сутулость и, выгнув спину и высоко подняв голову, подумала о том, что просто нужно себя к этому приучить. Пройдет время, и я, надев туфли на высоких каблуках, буду чувствовать себя королевой красоты. Приеду домой, обязательно выкину свои старые тапочки и куплю себе красивые домашние туфли на каблучках, украшенные большими пушистыми помпонами. Если я теперь вся такая новая, то, когда приеду в Москву, придется не только меняться изнутри, но и обновить свой гардероб.
– Настя, к тебе можно? – Сквозь марлю, висящую на двери, я увидела Кристину. – Ты чего свет жжешь? День же еще.
– А в твои обязанности входит следить за тем, чтобы другие постояльцы экономили электричество? Пётр считает себя комендантом данного общежития. Тогда кто ты? Его правая рука?
– Да нет, просто я хотела как лучше. Петя знаешь как ругается, когда видит, что постояльцы днем свет включают. Я просто хотела тебя предупредить.
– Пусть Петя на свою жену орет, а мне в этой конуре, может, дышать темно. А ты вообще за свою халупу платишь, так какого черта ты что-то экономишь? Объясни этому нерадивому коменданту, что ты свои деньги платишь.
Я отодвинула марлю и посмотрела на разглядывающую меня Кристину.
– Ой, – ахнула Кристина и растерянно сложила руки на груди.
– Нравлюсь?
– Красивая, как песня. Эти шмотки тоже Петька купил?
– Он самый.
– И после этого ты хочешь сказать, что у тебя с ним ничего не было?
– Не было, – покачала я головой. – Не было и никогда не будет.
– А меня научишь?
– Чему? – удивилась я вопросу Кристины.
– Вот так мужиков раскручивать по полной программе и с ними не спать. – От волнения Кристина облизала пересохшие губы.
– Я сама только учусь, – честно призналась я.
– У тебя хорошо получается. Можно представить, сколько стоит подобное платье.
– Я стараюсь. Я согласна, что платье дорогое, но моя честь стоит дороже.
– Мне сегодня Петя сказал, чем ты будешь в кафе заниматься, но я толком не запомнила.
– Консумацией, – уже с гордостью ответила.
– Я поняла, что это такое: это вот так, как ты, мужиков доить, но ни в коем случае с ними не спать.
– Молодец, – похвалила я Кристину.
– Пусть спят с ними проститутки, у них работа такая. Зачем хлеб у них отнимать?
– Может, мне тоже к Петьке устроиться? – возбужденно спросила Кристина. – А что? Буду твоей ученицей?
– А ребенка куда денешь?
– Да, вот это целая проблема. Да и знаешь, если честно, то у меня не получится так, как у тебя.
– А чем ты хуже?
– Я очень закомплексованная. Я еще до сих пор мужчин стесняюсь.