Что случилось в ту ночь, о чем они говорили, о чем спорили, что же такое Максу сказал Борисов, что Макс схватился за нож?!!
Сначала Полина, потом Борисов. Бедный Макс! Где он сейчас? Ведь то, что он не звонит Капитану, не сообщает о себе, говорит лишь об одном: он не хочет впутывать друга в свои дела.
Думая о Максе, Кап и не заметил, как выпил большой бокал горячего какао. Какао он любил с детства, но и сейчас, чувствуя себя взрослым, он время от времени, зная, что его никто из знакомых не увидит, пил какао, согреваясь и одновременно успокаиваясь этим сладким ароматным напитком. И, странное дело, в такие минуты он чувствовал себя абсолютно защищенным, словно где-то поблизости находилась его мама.
— Привет, подруга! — Вера стояла на пороге, держа в руках мокрый зонт. — Какая же отвратительная погода! Терпеть не могу осень.
— Проходи. — Катя пропустила ее в квартиру. Взяла зонт, раскрыла его, обрызгав все пространство просторной прихожей, и поставила в угол.
— Говорят, нельзя ставить вот так мокрый зонт в квартире, это к несчастью, — сказала загадочным голосом Вера, молодая женщина, брюнетка с коротко стриженными черными волосами, которые от влаги завились в колечки. Пунцовые губы, карие глаза, белая кожа. На ней был черный длинный плащ, перехваченный на талии поясом.
— У тебя новый плащ, — заметила, слабо улыбаясь, Катя. Она была полной противоположностью подруге: светловолосая, с зелеными глазами женщина, обладательница так не подходящего к ее нежному облику тихого, завораживающего контральто. В это утро она была в черных домашних штанах и белой шерстяной кофте, которая, как было известно Вере, стоила почти тысячу евро.
— Мне за тобой, Катя, все равно не угнаться. Думаю, у тебя несколько подобных плащей. Но мне, ты знаешь, особенно нравится твой новый темно-синий френч.
— Ладно, хватит о тряпках. Пойдем, я как раз кофе варю.
Хозяйка новой квартиры, она не без удовольствия провела подругу в царство дорогого паркета, мрамора, персидских ковров и свежих цветов.
— Да, подруга, твой Чаров действительно любит тебя, раз купил и обставил такую квартиру… Не понимаю, что он нашел в тебе такого особенного? — хихикнула Вера немного истерично, как человек, который неожиданно для себя озвучил тайные, полные черной зависти мысли.
— Он говорит, что любит меня за мой голос, — усмехнулась, все верно понимая, Катя и пригласила Веру сесть в обитое сиреневым плюшем глубокое мягкое кресло рядом с журнальным столиком. — В остальном, как ты понимаешь, я устроена совершенно обыкновенно, как и миллионы женщин.
— Это он тебе сказал?
— Нет, он бы никогда не опустился до такой пошлости. Тебе кофе с молоком?
— Да, если можно.
Катя, кутаясь в теплую и выглядевшую так уютно кофту, ушла на кухню и вернулась оттуда с серебряным подносом, на котором стояли две маленькие фарфоровые чашечки с кофе.
— Как поживаешь, Верочка? — протянула она скучным тоном, с трудом преодолевая зевоту. — Что нового?
— Я удивляюсь тебе, Катя! Все наши общие знакомые потрясены тем, что произошло с твоим Борисовым, а ты еще спрашиваешь, что нового? Да уж куда новее информация!
— Ну, во-первых, он уже не мой, как ты понимаешь, мы давно с ним не живем; во-вторых, его личная жизнь совершенно меня не касается. Ну живет он со своей Вероникой — и пусть себе живет, мне-то что?
— Катя, ты думаешь, я ничего не знаю? Не понимаю? И это твое сонное состояние, как будто бы ты только и делаешь, что спишь, валяешься на диване перед телевизором… Все это — фальшивка! У тебя на сердце кошки скребут, тебе плохо… Я пришла поддержать тебя, ведь я же твоя подруга!
Катя распахнула не до конца проснувшиеся зеленые глаза и пожала плечами.
— Да что случилось-то?
— Да его же хотели убить!
— Что-что? — нахмурилась она. — Кто? Я ничего не знаю…
— Знаешь, я всегда считала, что мы с тобой подруги… — Вера часто задышала. Она сидела в кресле, вся в черном, словно в трауре, и черный, плотной вязки свитер с высоким воротом, облегал ее плоскую грудь и тонкие руки.
— Хочешь сигарету? — догадалась спросить Катя. — Что-то ты нервничаешь. Давай, объясни толком: что случилось?
— Твоего Борисова пытались убить! Позавчера! Ночью! Его соседка нашла утром истекающего кровью. Его кто-то зарезал! Пырнул ножом! Кухонным!
— И что? — Глаза у Кати позеленели и ярко заблестели. Она внимательно смотрела на подругу. — Он жив?
— Да жив он, жив… Послушай. — Вера положила руку на ее ладонь. — Послушай, помнишь, мы когда-то поклялись говорить друг другу только правду?
— Вера…
— Мне-то не ври, что тебе все равно, где он и с кем! Я знаю, что ты любила Борисова — и продолжаешь его любить, и если бы он тогда, когда вы еще жили вместе, зарабатывал столько, сколько хотя бы сейчас, вы бы не расстались. Тебе хотелось денег, роскоши, дорогих подарков, красивой одежды…
— Вера, прекрати! Можно подумать, что ты сама не такая. — Катя даже поморщилась. — Скажешь, тебе не хочется заполучить в любовники такого мэна, как мой Чаров?
— Да, хочется! Но я — это не ты. Я не такая красивая, не такая, как бы это поточнее выразиться… не такая решительная, что ли… Вот ты: решила бросить Борисова — и бросила.
— Ну и что?
— А то, что если бы Чаров не настоял на том, чтобы ты развелась, ты потеряла бы его.
— Да. Он — собственник.
— Но ты не любишь его! Сейчас, когда у тебя есть все, ты же все равно несчастна. Ты любишь Борисова, а у него — Вероника.
— Вера, да что ты повторяешь одно и то же? Борисов ранен, говоришь? Кто его пытался убить-то? Что-нибудь известно?
— Может, кому-то и неизвестно, но я знаю, кто это сделал. — Вера понизила голос, как это делают герои дешевых фильмов.
— Ну и кто же? — На лице Кати читалось презрение к подруге, которая, как она предчувствовала, сейчас скажет какую-нибудь гадость. У нее это всегда хорошо получалось. — Кто?
— Катя… Ты можешь быть со мной откровенна…
— Послушай, я спрошу прямо… Ты что, подозреваешь меня, что ли?!
— Я видела тебя в тот вечер… Я была в гостях, в соседнем доме, выходила из подъезда — и увидела тебя: ты тоже вышла и садилась в машину… В свой огромный черный джип!
— Дура ты, Верка. Ты не могла меня видеть, потому что меня там не было! Ни тогда, когда ты говоришь, ни в какой другой день.
— Это ты скажешь следователю, — каким-то торжественным и одновременно подлым тоном проговорила, щуря глаза, Вера. — Я — свидетель!
— Постой… Ты хочешь сказать, что я была у Борисова и пыталась его убить?! Зарезать?.. Ты в своем уме, Вера?!