Но вскоре его мысли приняли другой оборот.
— Нет, я безумец! Как я мог заподозрить графа? Разве это такой человек? Он единственный человек, который подал мне руку помощи, он, рискуя своей жизнью, хотел сегодня спасти несчастных пленников. Нет! Нет!.. Разве он не говорил, что рассчитывает на мое содействие, разве он не готовился открыть мне через несколько часов свою душу, свои опасения и надежды?! Нет, нет, он здесь ни при чем! В таком случае дело еще больше осложняется… Значит, здесь, во Франс-Стэшене, должен быть удивительно сильный человек, удивительно умный, которому рабски повинуются туземцы и который какими-то судьбами добрался до моей тайны! Чем же иначе объяснить исчезновение «Лебедя» и безумное покушение на мою жизнь?! Но кто может быть этот человек? Какую цель он преследует? Я во что бы то ни стало должен найти его, и молодой граф поможет мне в этом!
В этот момент, взглянув на труп Виллиго, капитан невольно содрогнулся: ему казалось, что австралиец смотрит на него грозно и свирепо. Широко раскрытый глаз нагарнука смотрел неподвижно, как глаз мертвеца, который забыли закрыть после смерти; казалось, его взгляд с упорной настойчивостью направлен на капитана. Последнему стало жутко под этим упорным, неподвижным взглядом, он машинально вытянул вооруженную револьвером руку и хотел было спустить курок, чтобы уничтожить эти назойливые глаза, но раздумал. «А что, если он не мертв, — подумал капитан, — какую невероятную силу воли должен он иметь, чтобы оставаться таким неподвижным под дулом моего револьвера?! Нет, не следует обезображивать труп врага!» — И он опустил свой револьвер.
Теперь он подумал о том, что надо избавиться от трупов; в его интересах, чтобы никто до поры до времени не узнал о смерти этих двух туземцев. Подозрение в их смерти легко могло пасть на него, и тогда их единоплеменники непременно отомстят ему за их смерть. Если бы он мог добраться до «Ремэмбера», то, конечно, не стал бы даже и думать об этом, но раз ему приходилось отправляться в Соединенные Штаты, то необходимо было, чтобы смерть этих туземцев оставалась тайной на то короткое время, которое ему придется провести в доме Оливье.
Озеро было тут, под рукой, и проще всего было, конечно, сбросить туда трупы нагарнуков. Он знал, что они всплывут не раньше, как на седьмые или восьмые сутки, а этого было для него более чем достаточно.
Поэтому, стащив трупы обоих убитых за ноги на край обрывистого берега, он слегка подтолкнул их ногой, и они сами скатились под откос в озеро.
Джонатан Спайерс некоторое время смотрел на воду, по которой расходились концентрические крути, пока все не успокоилось.
— Ну, а теперь, — сказал Красный Капитан, направляясь к дому графа д'Антрэга, — посмотрим, какой свет прольет на это дело мой разговор с молодым графом!
Письмо Джона Джильпинга. — На откорме у нготаков. — Похищение.
НОЧЬ ПОСЛЕ ПРАЗДНЕСТВА ОГНЯ БЫЛА богата событиями. Часов около двух ночи молодой нирбоа, посланный тайком Джильпингом к своим друзьям, прибыл во Франс-Стэшен и попросил, чтобы его немедленно допустили к Оливье.
Оливье принял его тотчас же, и молодой нирбоа, оставшись с ним наедине, достал из пучка перьев, украшавших его прическу, маленькую свернутую в трубочку бумажку, которую и вручил графу. Молодой нирбоа сделал это для того, чтобы нготаки не увидели этой бумажки, так как со времени ухода Виллиго и Коанука, приходивших звать Джильпинга в гости, нготаки стали еще бдительнее следить за своим кобунгом, опасаясь, чтобы его не похитили у них. Они не стали даже выпускать из своей деревни письма, которые бедный Джильпинг писал своим друзьям, и только каким-то чудом бедняге удалось уговорить случайно зашедшего к нготакам молодого нирбоа доставить его письмо во Франс-Стэшен.
Развернув скрученную бумажку, оторванную Джильпингом от края какого-то журнала, граф прочел следующие строки, наскоро набросанные карандашом:
Дорогие джентльмены и друзья!
Ради Бога спешите освободить меня. На рассвете следующего дня меня хотят татуировать, и это решение, принятое единогласно старейшинами, неотвратимо. Мой голос не подействовал на них; напрасно я старался убедить, что честь татуировки оскорбительна для моей скромности. Ничто не помогло; очевидно, традиция требует, чтобы кобунг носил на своем лице и теле всю историю своего племени. Я бы, может быть, и подчинился этому из уважения в древней традиции, но подумал о том, что будущий лорд и член палаты лордов не имеет права превращать себя в произведение искусства. Спешите, завтра уже будет поздно!
Джон Джильпинг, будущий пэр Англии и член палаты лордов, лорд Воанго из Джильпинг-Холла, кобунг племени нготаков
Оливье тотчас же сообщил об этом письме канадцу, и решено было немедленно отправиться на выручку своего друга, чтобы спасти от татуировки хотя бы его лицо.
Ввиду срочности этого дела Оливье решил отложить свой разговор до послезавтра и, не желая беспокоить спящего гостя, собирался предупредить его об этом лишь в момент ухода.
Канадец был того мнения, что с нготаками следует вести себя дипломатично, то есть не брать с собой никого из нагарнуков, чтобы не дать повода к новой войне между этими двумя племенами; в крайнем случае, если бы понадобилось прибегнуть к силе, двадцати человек приисковых рабочих было более чем достаточно, чтобы отбить у нготаков их друга.
Час спустя по получении письма все было уже готово. До большой деревни нготаков было около шести часов пути. Но Оливье, Дик, Лоран и Кэрби, сев на быстроногих мустангов и прихватив с собой молодого посланца, рассчитывали прибыть на место еще до рассвета. Одного их присутствия, как они считали, будет достаточно, чтобы помешать насильственной татуировке Джильпинга; если же это окажется не так, то вслед за ними должен прибыть и отряд приисковых рабочих.
Перед тем, как сесть на коня, Оливье зашел к своему гостю, но, увидев, что он крепко спит, просто оставил извинительную записку.
Минуту спустя маленький отряд мчался во всю прыть к территории нготаков; одновременно с ним выступил и маленький отряд приисковых рабочих под командой Коллинза.
Пока наши друзья спешили к нему на помощь, мы посмотрим, чему почтенный проповедник был обязан тем, что стал кобунгом нготаков.
Читатель, вероятно, помнит, что когда Дик и Оливье поспешили на помощь осажденному нирбоа ранчо Кэрби, Виллиго и Джильпинг остались в лесу, чтобы доставить на место все припасы, оружие и ящики с зоологическими коллекциями Оливье и Джильпинга.
Этими коллекциями Джильпинг дорожил настолько, что даже опасность оставаться при них не остановила его, хотя в этот момент чуть ли не весь буш был охвачен войной. И дундарупы, и нирбоа, и нготаки, и нагарнуки были на военной тропе, и Виллиго отлично сознавал всю грозившую их маленькому каравану опасность. Джильпинг же совершенно не верил в нее, самонадеянно думая, что статус английского подданного ограждает его от всякого покушения на его особу.
Уверенность его дошла до того, что, оставшись один с Виллиго после ухода остальных, он заснул самым безмятежным сном, но вскоре ему пришлось пробудиться. Дело в том, что желудок англичанина не мог долгое время обходиться без работы, отличаясь необычайным трудолюбием. Несмотря на то, что кругом в первых лучах восходящего солнца пробуждалась природа и все было полно красоты и гармонии, Джильпинг способен был ощущать красоты природы лишь на полный желудок, а потому он обратился к Черному Орлу с вопросом, не имеет ли тот что-либо против утреннего завтрака.