— Верно, какой-нибудь зверек, которого я потревожил раньше времени, — решил капитан.
Вдруг у него мелькнула мысль, что появление в этих местах приличного вида европейца, хотя бы даже и в поношенном платье, без провожатых, без слуг, должно было показаться странным и подозрительным, и, одумавшись, он позвал одного из своих негров и приказал ему сопровождать себя.
Едва он успел скрыться из виду, как кусты, находившиеся рядом с теми, которые он так тщательно обыскивал, неслышно раздвинулись, и в них появилась размалеванная физиономия туземца в военном уборе; невыразимое злорадство отразилось на этом лице, и что-то кровожадно-жестокое светилось в его глазах, так что даже самый смелый человек мог бы испугаться при виде его. Трижды он пропел как молодой жаворонок, пробуждающийся на рассвете, и почти в тот же момент по этому условному знаку другой туземец, никто иной, как Коанук, показался из того самого куста, который только что обыскивал капитан. Ему удалось укрыться только благодаря довольно глубокой яме, совершенно скрытой кустами, куда он залез.
Счастье, что поиски Джонатана Спайерса не увенчались успехом, так как Коанук уже приготовился всадить в него нож, а Виллиго не задумываясь пустил бы в него свой бумеранг.
Переглянувшись с Виллиго, так как туземец, пропевший жаворонком, был именно он, оба нагарнука беззвучно поползли к тому месту, где находился «Лебедь». Чтобы не быть замеченными, они ползли в обход; вдруг, по знаку Виллиго, оба разом вскочили на ноги, как два тигра, готовые броситься на добычу; бумеранги их высоко пролетели в воздухе, и оба оставшихся на «Лебеде» человека с раздробленными черепами упали на край открытого верхнего люка.
С криком торжествующей радости оба туземца бросились к диковинному судну, спугнув целую стаю диких лебедей.
Размышления графа д'Антрэга. — Приготовления к празднику. — Статуя Дика. — Честолюбивые замыслы Джонатана Спайерса. — Виллиго и Коанук на страже.
ПРОВЕДЯ ЦЕЛУЮ НОЧЬ В УПОРНЫХ размышлениях о причинах всего случившегося на озере, Оливье пришел к убеждению, что в данном случае они имели дело с подводной лодкой, использующей электричество. Блуждающий и ныряющий огонь, горящий даже под водой, был, несомненно, электрический фонарь. Точно так же почти беззвучную гибель «Княжны» можно было приписать только электричеству. И все эти предположения как нельзя более согласовались с тем, что писал барон де Функаль.
Таким образом, в общих чертах Оливье был прав в своих предположениях; теперь оставалось только решить важный вопрос — следовало ли все это приписать враждебным действиям его заклятого врага, «человека в маске»? Без сомнения, да! — решил молодой граф, хотя вместе с тем сознавал, что вокруг его предположений группируется целый ряд всяких несообразностей, которые он не мог объяснить, начиная хотя бы с того, какими судьбами могла попасть в озеро Эйр подводная лодка, доставка которой даже в разобранном виде не могла пройти незамеченной. Не менее загадочным было и то обстоятельство, что этот представитель Невидимых, или «человек в маске», выказывавший себя всегда чрезвычайно ловким и осторожным, имевший обыкновение наносить решительный удар именно в тот момент, когда этого менее всего ожидали, на этот раз точно умышленно вздумал похвастаться своими средствами истребления прежде, чем покончить с ненавистным врагом. Без сомнения, вся эта комедия, разыгранная накануне с Ле Гуэном, имела свою цель: его хотели выманить на озеро, возбудив его любопытство. Но почему же этот ловкий, жестокий человек не затопил вслед за «Княжну» и «Надежду», как ожидали того все, бывшие в эту ночь на озере? Ведь таким образом борьба была бы разом окончена, а вместе с тем это было бы прекрасным отмщением за обвал в Красных горах?
Как мог этот ловкий человек не подумать о том, что после последнего эксперимента ему невозможно будет вторично выманить графа на озеро и что ему теперь придется подстерегать и преследовать его на суше, что будет несравненно труднее, так как здесь у него многочисленные друзья, искренне расположенные к нему туземцы, нагарнуки, многочисленные приисковые рабочие и хорошо защищенное и прекрасно охраняемое жилище. Все это, вместе взятое, несомненно, сильно осложняло и без того нелегкую задачу «человека в маске», которому приходилось теперь начинать борьбу снова и при менее благоприятных для него условиях, чем в первый раз.
Никакого объяснения всему этому Оливье не мог подыскать; у него мелькнула даже мысль, уж не шайка ли смелых пиратов явилась сюда с целью разграбить прииск. Но такое предположение страдало не меньшей невероятностью, а письмо Люса прямо предостерегало о возможности возобновления враждебных действий со стороны Невидимых и даже указывало на электричество как на средство борьбы.
Ранним утром в комнату графа вошел канадец, взволнованный последними донесениями туземцев, которые пришли сказать ему, что под утро, перед рассветом, они видели большой черный продолговатый предмет, всплывший на поверхность озера и направившийся к его верхней части.
Дик чистосердечно заявил, что хотя он и не отрекается от своей веры в сверхъестественное, тем не менее и ему кажется, что разрезать целое судно пополам и затопить его в несколько секунд, пожалуй, привидению все-таки не под силу.
После этого друзья приступили к разработке плана защиты на следующие дни.
— Признаюсь, дорогой Дик, я бы предпочел составлять план нападения, а не защиты! Мне хотелось бы поскорее покончить со всей этой историей: меня положительно выводит из себя мысль, что самый непримиримый враг мой здесь, под водами нашего озера, и я ничего не могу предпринять, чтобы уничтожить его!
— Но каким образом очутились они здесь, эти Невидимые? — спросил Дик.
— Этого я не знаю, — сказал Оливье, — во всяком случае, надо им отдать справедливость: они сумели это сделать, не будучи никем замеченными. Ах, если бы только Джильпинг был здесь: он такой высокообразованный, можно сказать, ученый человек, при всех своих чисто британских недостатках, что с ним вместе мы могли бы придумать что-нибудь дельное и выступить, вооружившись наукой против их науки.
— Что же нам мешает сходить за Джильпингом и привезти его сюда?
— Я уже подумывал об этом! — признался молодой граф. — Вооружим наших приисковых рабочих, захватим с собой человек пятьдесят нагарнуков, и нготаки волей-неволей принуждены будут отпустить его с нами.
— Ну, а если ваш англичанин задался мыслью обратить в христианство нготаков, так он, пожалуй, сам не пожелает идти с нами.
— Не думаю, — возразил Оливье, — сбор его коллекций почти закончен, как он сам пишет, и, вероятно, ему уже надоело разыгрывать кобунга. Кроме того, если его запасы консервов, знаменитого честера, неизбежного бренди и виски истощились, то он будет вдвойне рад последовать за нами.
— Прекрасно! — согласился Дик. — Так когда же мы отправимся?
— После празднества, которое мы справляем в честь вас, мой добрый друг!
— Ну, без этого можно было бы обойтись! — скромно заметил старый траппер, — я весь день не буду спокоен и все буду опасаться, как бы ваши враги не воспользовались этим временем, чтобы предпринять что-нибудь для вашей гибели!